Аркадий Гайдар - Тимур и его команда. Все произведения для детей

Раздаётся громкий звонок. Это началась большая перемена. В школе обычная суматоха. В углу шепчутся две девочки — это Катя и Женя Александрова.

Женя Максимова поймала за руку и теребит Вовку:

— Ты зачем утром опять в пальто к Саше ввалился? Он болен, к нему нельзя… Я знаю, я сама санитарка. — Она показывает на значок.

— Да… Но было спешно! Было важно! Было очень срочно нужно!

— «Спешно, срочно, важно, нужно», — скороговоркой передразнивает Женя. — Я попрошу Юру или Петьку, чтобы они тебя срочно поколотили.

Вдруг, заметив шепчущихся девочек и как бы не веря своим глазам, изумлённая Женя медленно выпускает руку Вовки, который улепётывает прочь. Но тут же его крепко хватает за руку Тимур.

— Стой прямо! Ногами не дрыгай и гляди мне в глаза! — холодно говорит он.

— Ну, глянул, — робко отвечает Вовка.

— И что ты там видишь?

— Ну, ничего… Синяк вижу, царапину…

— Не туда смотришь, смотри глубже…

— Ну, круги вижу… Зрачок, дырку…

— Ты видишь в моих глазах гнев! Кто высыпал ведро золы, а вчера бросил валенок и мёрзлую кошку за стены нашей крепости? Ага, молчишь! — Он хочет дать Вовке щелчка, но раздумал и усмехнулся. — Исчезни! Здесь нейтральная территория, но смотри не попадись мне на поле боя!

Тимур отпустил руку Вовки. Вовка мчится прочь и тотчас же попадает в лапы Юры.

— Стой! О чём ты шептался с Тимой Гараевым? — спрашивает Юра. — Ага, измена! Ты замышляешь предать родной двор и переметнуться к нему на чужбину!

— Нет, он не задумал на чужбину, но он хвастун и он надоедает больному Саше, — с презрением говорит Женя Максимова. — Юрка! Значит, решено! Устроим для раненых ёлку?

Юрка поворачивается к Вовке:

— Ты смотри, пока об этом молчок!

— Я, братцы, никому… Я человек-камень… Человек-могила!

Женя Максимова подскочила к Кате и дёрнула её за руку:

— С кем это ты всю перемену шепталась?

— Это Женя Александрова, одна девочка из шестого «Б». И она мне рассказывала, какое шьёт к ёлке платье…

— Знаю я эту Александрову. Я стояла, я тебе мигала, моргала, а ты… Какое у неё платье? Из материи или из бумаги?

— Она не велела говорить… Она говорит, что ты задавала и что ты вместо неё просунула не в очередь пальто в раздевалке.

Женя остолбенела, потом всплеснула руками и говорит, задыхаясь:

— Я задавала? Я не в очередь? Вот клевета, какой ещё не было на свете!

В это время гремит звонок, и Женя меняет голос на обыкновенный:

— Катя, не верь: никуда и ничего я не просовывала.

Она удивлённо смотрит и видит, что Женя Александрова подошла и взяла Тимура за руку. Оба они смеются.

— Подумаешь, принцесса крепостного гарнизона! — говорит Женя с гримасой. — Саша выздоровеет, крепость возьмёт, а их поколотит.

— Что ты, что ты! Какая принцесса? Она дочь броневого командира…

— Я сама дочь артиллерийского капитана, и это я, а не она придумала устроить для раненых ёлку.

— Ну, вот ты и задавала! Женька, сознайся, ну чуточку, ну вот столечко, а всё-таки задавалочка.

В комнате отдыха, в отделении для выздоравливающих прифронтового лазарета, сидит за столом шофёр Коля в халате; с повязкой на голове. Перед ним скомканная бумага и конверт. На столе стоит оловянный солдатик. Коля что-то чертит на белом листе бумаги. Обращаясь не то к сидящему напротив с книгой раненому, не то к солдату, он говорит:

— Когда я закрою глаза, чудная встаёт передо мной картина… Тепло… светло. Идут люди, а также ребятишки и красивые девушки. Песни поют… Несут цветы… Лимоны там, фрукты разные. Весело! А дорога перед ними… — Он зажмурился. — Дорога… лети, вертись, как круглый шар по бильярду! — Коля смотрит на лист бумаги, на нём довольно точно воспроизведена по памяти картина Нины, но человечки нарисованы очень смешные: очень уж широко открыты их поющие рты, слишком пышны в их руках букеты, и слишком беспечны их весёлые лупоглазые лица. — И вот когда возникает передо мной эта чудесная картина, то сразу представляется мне ещё другая дорога: разбитая «эмка», дым, пустые обоймы. И на снегу перчатка капитана, который укутал меня шинелями, чтобы я, Башмаков, не сдох и жил для общей, а отчасти и для своей пользы…

Раненый удивлённо поднял от книги глаза на Колю и смотрит, как тот говорит, обращаясь теперь только к игрушечному солдатику:

— Странно! И что мне эта картина? Картон… Краска… Звук далёкой музыки… Вроде как и ты, смешной солдат, чужая тень, простая оловяшка… Так почему же, когда я смотрю на вас, сжимается у меня за людей сердце?..