Аркадий Савеличев - Забереги

— Уж прямо и не знаю… Выгнать бы надо. Самих четверо да их двое — ведь позагибаемся все. Живые люди, да только ведь и мы пока что живые. Припасов всего ничего, не протянуть нам зиму. Вон только начинается еще.

Марьяша долго обдумывала ее слова, но сказала коротко:

— А ты беду в радость обрати.

— Да с чего быть ей, радости-то?

— С ума твоего. Ты растолкуй своей беженке: пускай завтра же в район правит, лодки в Мяксу еще ходят. Тут не до гордыни. Беженцы, они люди государственные. Вспомоществование пускай требует. Да и занятие себе пускай присматривает, тоже какие-то крохи перепадут. И станет вас на четверых ребятишек уже двое. Наполовину легче, смекай.

Так за разговорами и к стогам приехали. Да и ехать сегодня было легче: ветер стих, дорога немного закорела, где подсохла, где подмерзла. А в лесу и вовсе хорошо было. Меринок сам, без подсказки, потрусил и лихо подвернул к стогу.

— Тоже знает, где пожевать можно, — не без тайной, видимо, мысли заметила Марьяша.

— Если бы знатье, если бы не сомневаться…

— Тьфу на тебя, недомёку! — рассердилась Марьяша. — Чем понапрасну судачить, давай-ко нагружать. Три ходки Алексеиха велела, ничего, быстро обернемся.

Все же с первым возом они провозились порядочно. Надо было дорогу в жухлом дудочнике обтоптать, надо было вершье снять, надо было и поплакать: стожок-то тот самый, последыш… Три уповода Кузьма его косил, в четвертый дометывал, когда за ним прискакал верховой с повесткой. Посыльному пришлось даже помогать — нельзя же оставлять стог без завершья, пробьет его дождями до земли.

Вторую ходку сделали еще быстрее, а с третьей обернулись прямо на рысях. Случившаяся возле телятника Алексеиха попробовала было попенять за этот поскребыш-возишко, но сама же потом и посмеялась над своим ворчаньем: не починать же, на ночь глядя, новый стог, что подобрали напоследок, то и подобрали.

Усталая, но решительная возвращалась Домна к себе. Подсказка Марьяши не выходила из головы.

Но стоило ей перешагнуть порог, как вся ее решимость вылилась в удивленный вздох:

— Ох-хох-хохоньки!..

Она не узнавала свою избу. Пол был вымыт, кровать в спальной загороде застлана, тряпье рассовано по углам, а вдобавок и печка выбелена. Каким уже образом Марыся нашла мел, спрятанный в кладовке, Домна и спрашивать не стала, а только остолбенело застыла посреди избы. Мало что выбелена печка, так еще и разрисована: на белом поле жгуче-черные цветы проросли.

— Маруся, да что же это такое?

— Кветики.

— Цветы, что ли, такие?

— Ага.

— А черные чего?

— Фарбы иншай… краски не знайшла.

— Да ведь и такой у меня не было.

— Сажей я намалявала. Глины для крепости добавила. Вельми дрэнна?

— Да не то чтобы дрянь…

Домна не находилась, как выразить свое отношение к этим непривычным цветам. Черный цвет ей напоминал о черных бедах. Словно что пророчила беженка…

Еще больше удивило занятие Марыси: та сидела за столом в окружении притихшей мелюзги и что-то вырезала ножницами из клочков прошлогодних обоев.

— Да тут-то что у вас деется?

— И тут кветки, — поняла Марыся, что ругать не будут, и рассмеялась — даже на какое-то время сошла бледная немочь с лица.

Домна внимательно осмотрела рукоделье. Пустяшное дело! Марыся выстригала из обойного листа алые розы, сворачивала их в бутоны, а бутоны собирала в гроздья. Да только ведь обои и есть обои — велика ли от них красота?

— Ну, хоть эти баские, хоть не черные, — решилась все же похвалить новую хозяйку.

Сидела она, тяжело опустив руки на стол. Было не до разговоров. Но Марыся вскочила, залотошиласъ:

— Прабачьте, тетка Домна. Чаго гэта я вам пра кветки! Вам паести трэба. Одну хвилиначку, я гарачай затирки…

Домна сидела как окаменелая. Ни ушам, ни глазам своим не верила: Марыся достала из печки варево, вылила его в миску, вместо хлеба положила три картофелины. Кашица! Хоть жидкая, но мучная болтушка… Домну так и прожгло: добралась, окаянная! В самых дальних тайниках кладовки, в самой заветной захоронке оставалось немного настоящей пшеничной муки. Уж так немного, что Домна старалась и не вспоминать. Хранила на тот радостный день, когда гость какой особенный придет, да, может, и Кузьма возвернется, — пирогами его встретить хотела. А какие же это к лешему гости? Зайцы с лесу, мыши с поля.

— И как у тебя руки не отсохли? — уже вслух сказала она и отодвинула исходившую паром миску.

— Не, руки ничога, — все еще улыбалась Марыся.