Яков Ильичёв - Турецкий караван

Еще закон, и поколеблена тысячелетняя церковь: закрыты текке, завие, дервишские монастыри, склепы с останками султанов, места погребения святых; распущены секты; запрещены сами звания охранителей мавзолеев, шейхов, мюридов, эмиров, халифов… а также выступления сказителей благоприятных случаев, метателей жребия судьбы, исцелителей посредством дыхания рта; запрещена продажа амулетов, самовольное ношение духовных одеяний.

Ветер истории сорвал феску с головы турка, а с лица женщины — пече, покрывало. И пече и феска — это символы каменной неподвижности жизни, султанизма, дикости, оторванности от цивилизованного мира, от европейской культуры. Долой пече и феску! Кемаль ездил по стране, и в городах молодежь встречала его кострами из фесок. Издан закон — носить шляпу. Кемаль вернулся в Ангору в шляпе. Запрещены древние обряды, азартные губительные игры в кейчек, бесконечные празднества при обрезаниях — торжество и музыка теперь продолжаются день, а не неделю… Трапезундский вали первым запретил ношение пече, вредное для здоровья, препятствующее женщине работать и зарабатывать на жизнь. Выпустил инструкцию, как приглашать даму на танцы, как вести себя, когда разносят напитки… Женщина в законах получила права.

Отменен наконец вековой ашар и возможность откупа у государства права собирать с крестьян десятину, попросту грабить. Черные силы кипели, разум мутился. Военные сторонники халифата, старины, сторонники Карабекира тайно сколотили террористическую пятерку для убийства президента Кемаля. Не удалось, заговорщики и исполнители были схвачены, в Смирне судимы и повешены.

Все узнали, что Хюсейн Рауф сжег полпредство Советской России в Анкаре, чтобы лишить Кемаля помощи. Ужасаясь идее республики, он говорил, что душой и телом, как и дед его и отец, навеки предан султану. «Пусть Аллах возьмет мое отечество, мою страну под свою святую защиту!» — говорил он и судорожно пытался остановить движение… Судом он был изгнан из Турции на десять лет. Тем же кончил и Рефет, всегда стоявший одной ногой в Ангоре, а другой — во дворце султана на Босфоре.

Первое ноября 1925 года. Утром в кабинет президента Кемаля вошел его главный секретарь. Кемаль теперь был в сюртуке с широкими отворотами; под жилетом белела сорочка, стоячий воротничок с отогнутыми углами. Грустное и строгое лицо. Крупная голова обнажена, нет прежней папахи, редкие волосы зачесаны назад и еще сохраняют бороздки — следы гребня. Резко выступает голая верхняя губа — сбриты усы! — и массивный подбородок. Секретарь видел, что, как ни причесывали и ни приглаживали этого человека, весь он все-таки бугристый, подобно земле Анатолии: скулы — камни, щеки — ямы, выступы на широком лбу, нос крупный… Секретарь знал, что президента беспрерывно терзает боль. Тихо произнес:

— Ваше превосходительство, поступила весть о несчастье…

Кемаль тяжело взглянул, сел на банкетку, умягченную плоской подушкой, спокойно положил руку на полированный с резными ножками столик. Несчастьем его не удивишь. И не подавишь. Из любого есть выход. Но секретарь сказал:

— После Ленина умер и Фрунзе.

Кемаль вздрогнул:

— Как! Ведь совсем молодой.

— Умер в госпитале. Вот сообщение.

— Это очень скверно. Что произошло?

— Дважды попадал в автомобильную аварию. И еще болел. Когда приезжал к нам, уже болел. В сообщении отмечается болезнь органов пищеварения.

— Как у меня. А ничего не говорил мне.

Глаза Кемаля потемнели, он резко поднялся, шагнул к окну, потом к столу. Секретарь продолжал:

— Была сделана хирургическая операция по заключению консилиума врачей. Сообщается, что операция прошла благополучно, но потом остановилось сердце.

— Да… Это — потеря. Телеграфируй в Москву так. Председателю Калинину. С глубоким сожалением я принял сообщение о смерти нашего уважаемого друга Михаила Фрунзе. Скорбь, которую чувствует народ СССР от этой потери, целиком разделяется турецким народом… Гази Мустафа Кемаль.

Ноябрь, 1925

Ангора. Весть о кончине тов. Фрунзе произвела большое впечатление. В меджлисе депутаты говорили только о смерти тов. Фрунзе. После речи Кемаль-паши его генеральный секретарь направился в дипломатическую ложу, где находился поверенный в делах СССР, и выразил ему соболезнование не только от имени президента республики, но и лично от Кемаль-паши, так как тов. Фрунзе был его личным другом… Ряд государственных деятелей выразил свое соболезнование… Среди них находился бывший министр иностранных дел Юсуф Кемаль, который в свое время подписал с тов. Фрунзе турецко-украинский дружеский договор, а также Риза Нур, который обменялся с тов. Фрунзе ратифицированными текстами этого договора.