А потом с ним произошло совсем невероятное, о чем он через столько лет решился рассказать Сакулину. Конечно, он, Пахомов, как нормальный, здоровый человек не мог поверить и на йоту, что и с ним приключилась та же «чертовщина», про какую ему толковал Сакулин и над которой он так откровенно и безудержно хохотал. Конечно, нет. И все же…
Степану действительно стало совсем легко и свободно; головная боль, которая мучила его все утро, прошла. Он поднялся на ноги необыкновенно бодрым и легким и, удивляясь, что почти не чувствует тяжести своего тела, направился по петляющей тропке вдоль опушки леса. Те легкость и свобода, которые он почувствовал, когда сидел под расщепленной березой, с каждым шагом словно прибывали в нем.
Тропинка спускалась в овражек, и ее пересекал тот ручеек, журчание которого он слышал раньше. Степан разбежался и, оттолкнувшись ногой, вдруг почувствовал, как невесомо взмыл над овражком и мягко перелетел через него. Когда летел, показалось, что он вот так уже летал раньше, и сейчас его тело вспомнило это радостное чувство свободного полета. Он вновь разбежался и пролетел несколько метров над землей. Степан пожалел, что раньше не пользовался этим столь простым и удобным способом передвижения.
На пути стояли вышки высоковольтной линии. Тяжелые отвисшие провода перечеркивали небо. Теперь оно совсем освободилось от облаков, и только эти черные линии обезображивали его бездонную синеву. Степан оттолкнулся и уже в полете подумал: «Надо осторожнее. Если коснешься провода — смерть». И он сделал усилие в воздухе и перелетел черные провода.
Пахомов перестал взлетать, только прыгал и, когда этим в высшей степени простым и приятным способом передвигался, неожиданно подумал: не снится ли ему все это? Нет, во сне летают, а он прыгает, как это делают спортсмены, но только без напряжения, свободно и легко. Он прыгнул еще раз и сверху увидел, как шедшая ему навстречу женщина одобрительно проводила его взглядом и, улыбаясь, пошла своей дорогой.
Прыжки сменялись обычным быстрым шагом, который Пахомов так любил, но и он был непривычно легок и свободен. Так Степан то «прыгал», то шел по знакомой пойме реки, через перелески и луга, которые только начинали обновляться трепетной весенней зеленью, потом свернул к плотине через пруд и, когда стал приближаться к этой плотине, то начал ощущать усталость, сначала в ногах, а затем и во всем теле и особенно в пояснице. «Это естественно, — начал успокаивать себя Степан, — ведь я столько прыгал». — И удивился: неужели он действительно прыгал сейчас? Он еле тащит ноги…
На плотине огляделся. Сквозь лес проступали белые корпуса новых зданий Дома творчества и виднелась крыша старого корпуса, где жил Пахомов. И он повернул к нему.
Когда пришел к себе и смерил температуру, на градуснике было 39,8°.
Вот об этом случае рассказал Пахомов Сакулину и ждал от него объяснения. Он рассказал без тех подробностей и ощущений, которые ему вспомнились сейчас, сказал, что у этой «чертовщины», которая случилась с ним, конечно, есть объяснение — его болезнь, но он хотел бы услышать мнение Сакулина. Однако Сакулин почему-то заговорил о какой-то психической энергии человека, которая рождается в нем от восхищения красотой и совершенством природы и от его побед.
— Побед? — удивился Степан. — А если их у кого-то нет?
— У целеустремленных людей они всегда есть, — спокойно продолжал Сакулин. — Это победы над самим собою. И самой большой победой будет, если человек воспитает в себе доброе сердце. Оно аккумулирует жизненную энергию и посылает ее всем органам. Возобновляется эта энергия прежде всего чувством, а не физическим отдыхом.
А потом Сергей Семенович заговорил о любви, по-своему толкуя это чувство.
— Любовь человека к человеку, к природе, к делу, каким он занят на Земле, и есть постоянно обновляющийся источник психической энергии. Он питает вас положительными зарядами, поддерживает жизненный тонус.
— Что-то уж очень мудрено, — покачал головой Пахомов.
— Ничего здесь нет мудреного. Человек должен научиться радоваться каждой травинке, каждому листку, любому доброму делу, и это обеспечит ему духовное и физическое здоровье. Наши предки умели это делать, а мы утратили.
И Сергей Семенович начал говорить о своей программе усовершенствования человека, о его ответственности перед жизнью.
— Понятие ответственности у нас должно быть развито до бесконечности, — утверждал он. — Мы ответственны не только перед собою за свою личную жизнь, которая нам дана, но и перед всей сегодняшней жизнью на Земле и будущим. Мы должны отдавать отчет каждому своему действию и отвечать не только за то, что совершаем, но и за каждое свое слово, за каждую свою мысль. Нельзя сорить пустыми, никчемными словами, мелкими и дурными мыслями. Пустое и дурное обладает способностью множиться…
Читать дальше