Евгений Гущин - Дом под черемухой

Виду Евдокия не подавала, что сердится на дочь, а про себя думала: вон как рада, что уезжает от отца с матерью, что отделилась. Так рада — дальше некуда. И когда Юлия улыбалась своей безотчетно-счастливой улыбкой, Евдокия втайне злилась: хоть бы матери-то не выказывала своей радости, не расстраивала бы.

Как-то за ужином не утерпела, сказала с прорвавшимся упреком:

— Совсем ты чужая стала, Юлия, из дому глядишь.

— С чего ты взяла? — улыбнулась Юлия, но улыбка у нее была такая виноватая, и Евдокия подумала, что дочь и сама это понимает.

— Да уж вижу! Чего тебе там такого наобещали? Ждешь не дождешься, когда из дому вырвешься.

— При чем тут «наобещали»? Ты, мама, как скажешь… Я же учиться поступила. Хочется поскорее на занятия. Неужели непонятно?

— Хвалили твои вышивки-то?

Юлия заулыбалась:

— Еще как! Они как увидели мое «Поле», глаза вытаращили. Все преподаватели сбежались посмотреть.

— Это где кони-то шестиногие?

— Да. Это самое. «Поле» называется.

— А не ругали, что у коней столько ног?

Юлия снисходительно поглядела на мать:

— Они же понимают, что такое искусство. Не как некоторые… Ахают, охают, будто сроду такого не видали. У других девчонок, которые вместе со мной поступали, вышивки так себе. На уровне начинающих любителей. Одна носовой платочек представила. На нем цветочек вышит. Другая маленькую подушечку привезла, крестиком вышитую. Думочку. Прямо смех! А у меня — картина. Можно сказать, произведение искусства.

— Ну уж прямо-таки и искусство, — не поверила Евдокия.

— В чем и дело, что искусство! Мне преподаватели так и сказали. Собрали всю нашу группу и говорят: смотрите, как надо работать. Вот где искусство! Ты бы видела, какие лица были у наших девчонок! Одна подошла ко мне что-то спросить и на «вы» обращается. Представляешь? Она мне ровесница, а обращается как к старшей. А старенькая учительница, она у нас завуч, сказала, что сколько преподает, а подобного не видела. Погладила меня по голове и говорит: ты талантлива, девочка, береги себя. Вот так-то, мама. Ты думала, твоя дочь просто так? Не-ет, ты обо мне еще услышишь. Я еще не то вышью!

— Ой, расхвасталась, — смеялся Степан, влюбленно глядя на дочь.

— И ничего не расхвасталась, — покраснела Юлия. — Как было, так и рассказываю. Сама не ожидала, что всем понравится.

— Ну и кем вы будете, когда кончите учиться? — спросила Евдокия. — Где работать будете?

— Многие пойдут в ателье. Мастерами художественной вышивки. Ну там цветочки какие-нибудь вышить на блузке или платье заказчика. Другие — на вышивальные фабрики, в мастерские. В общем, кто куда. Загадывать трудно.

— А ты? — спросил Степан.

— Я ни в ателье не пойду, ни на фабрику. У меня совсем другие планы. Совсем другие… — Юлия сощурилась, смотрела на отца, а видела, казалось, сквозь него. Далеко-далеко смотрела в одной ей видимую даль. — Я дальше учиться буду. Я хочу быть художником. Только не красками писать, а нитками. Понимаете? — Взглянула на отца, на мать. — Нитками можно здорово писать. У них огромные выразительные возможности. Жалко только, с нитками мало работают и в основном по мелочам. Разные безделушечки вышивают. Вроде тех думочек, которые на диван кладут. Я вот думала уже, что траву на моем «Поле» можно было подать совсем по-другому. Не гладью, как у меня, а объемно. Понимаете, нет? Ну как бы вам это объяснить. — Юлия руками плавно описала в воздухе круг и со всех сторон стала подправлять его растопыренными пальцами, будто лепила невидимый шар. — Из ниток можно создать объемную, почти настоящую траву и даже расчесать ее как угодно. Интересно, правда ведь? А нитки наложить разных оттенков, чтобы поле было многокрасочное, чтобы оно жило. Если взять нитки тонкие, шелковистые и наложить их не слишком густо, не как ворс на ковре, то от легкого движения воздуха они будут играть. Посмотришь, словно живая трава под ветром колышется. И ковыли серебрятся. Здорово ведь? Эх, жалко, недавно я это поняла, а то бы и гривы сделала коням такие, чтобы гривы развевались у них. Из золотистых тонких нитей. Тогда бы вообще все ошалели у нас в училище… Ну чего вы смеетесь?

— Мы не смеемся, — сказала Евдокия. — Бог с тобой.

— Я же вижу. Не верите? Это все потому, что у нас никто по-настоящему с нитками не работает. А потому и отношение такое… несерьезное. Знаете, как я начну новую работу? С комбинированным наложением ниток. Где — гладью где — объемно, а где — ковровым ворсом. Сказать, какую картину хочу? — Юлия повела перед собой рукой и сощурилась, глядя в свое далеко. — Представьте поле… лето… июнь. Трава по колено, ромашки… в общем, луговое разнотравье. Богатое такое… И вы идете. За руки взялись и идете. А сами молодые-молодые. И счастливые. У тебя, мама, волосы будут струиться. Я подберу оттенок. Вообще-то композицию я еще не продумала до конца. Я пока эту картину чувствую. От нее у меня пока только настроение. Но я ее сделаю. Вот увидите…