Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

— Сказать-то скажу… — Глеб задумчиво потрогал большим пальцем ушную раковину. — Только как бы про этого мужика повежливей? Хреновый, говоришь… Так, наверно, и не говорят культурные люди.

— Может, говорят промеж себя, — сказал Батыр, но заколебался. — Тогда как назвать его?

— Близоруким обзову, — решил Глеб и вспомнил: — Про тебя что рассказывать?

— Скажи, что Валишин воюет со своим тестем. Идейные, мол, у них разногласия. Все свободное время на эту войну, скажи, изводит. В общем-то, мол, мужик он ничего, компанейский.

— На твоего тестя слов тратить не буду, — отрезал Глеб и взялся за ручку. — Теперь давай, Батырушка, запишем наше интервью.

Глеб писал долго и старательно. Потом они обсуждали, во что завтра оденется Глеб и куда ему девать руки: перед собой держать, на коленях, или положить их на стол.

Уже провожая, в дверях, Батыр вспомнил:

— Э, брат! В холодильнике-то стоит, дожидается…

— Не-е… — опять возразил Глеб. — Нюша подумает, что я тут без дела сидел. В другой раз.

Они распрощались, и Глеб ушел к себе на пятый этаж, размышляя по дороге, не забыл ли он кого из своих ребят помянуть добрым словом в тетрадке.

Он надел шлепанцы, одернул пиджак и, стесняясь, прошел в комнату. Федаин знал Лилю два года, но стеснение, укоренившееся в нем с первого знакомства, не проходило. Перед ней, перед соседями, мимо которых он пробегал не поднимая глаз, даже перед случайными людьми, которых можно было встретить в подъезде.

Федаин сел на диван и привычно уставился в угол, где стоял телевизор. «Прекрасное изобретение человечества, — часто думал он. — Позволяет скоротать время, но особенно незаменимо, когда встречаются два человека, которым иногда нечего сказать друг другу». Эти «иногда» у них с Лилей случались все чаще.

— У меня на работе неприятности, — сообщила Лиля, присаживаясь рядом и робко ожидая ответа.

Ее дорогой, но блеклый халат снова раздражал Федаина, «Домашний халат должен быть сочной, яркой расцветки, — подумал он. — Как бы это незаметно намекнуть ей, чтоб она купила другой? — и тут же запоздало догадался: — Надо подарить красивый халат ко дню рождения».

— Какие неприятности могут быть на твоей работе? — спросил Федаин.

— Еще какие! — сказала она. — Разве живому человеку угодишь? Вчера я испортила платье заказчице. Такая толстая, из нее можно трех таких, как я, выкроить.

— Перешей.

— Нет материала.

— Вам не привыкать к скандалам. Про вас в Москве с эстрады говорят. Райкин вас любит…

— О ком это о нас?

— Про портных-бракоделов.

— Тебе хорошо рассуждать. Ревизор… Всю жизнь в чужой работе копаешься. И про вас с эстрады говорят, что вы, слепни, мешаете лошади пахать.

— Мы не позволяем ей портить борозду.

— Умеешь вывернуться… А ты знаешь, моя заказчица жена замминистра. Вчера она вытащила записную книжку и спрашивает мою фамилию. Кашапова, говорю, будто не знаете. Вас много, отвечает она, всех не имею возможности запомнить. И я тебя, Кашапова, научу работать. Ты у меня, горячится она, скоро будешь шить на уровне мировых стандартов. Попробуй подгони что-нибудь на ваши телеса, отвечаю я… Ты меня опять не слушаешь. Тебе не интересно?

— Очень интересно. Но зачем он, замминистра, на такой толстой женился. Извращенный вкус?

— При чем здесь вкус, — засмеялась Лиля. — Наверно, они поженились давно, когда она еще тонюсенькой была.

…Федаин искренне любил ее в нечастые минуты близости. Вместе с нежностью приходили к этой невысокой, красиво сложенной женщине глубокое, бессуетное спокойствие, чуткость и непонятная Федаину самоотверженность. Ей было хорошо с ним, и она ничего не требовала, не приставала, не укоряла. Ей было довольно того, что он сейчас, вот в эти минуты, рядом с ней.

И сегодня она, приподнявшись на локте, внимательно изучала его лицо, будто пыталась надолго запомнить. И снова ничего вопрошающего либо укоряющего не читал он в немигающих глазах Лили. Он отвернул голову.

— Федаин, посмотри на меня, — попросила она, не двигаясь. — Вот вдруг пришла мне в голову мысль: какая разница между любовницами и известного поведения женщинами?

— Ну?

— Мы не берем денег.

— Зачем ты завела этот разговор? — враждебно спросил Федаин.

— Никогда об этом не думала, — призналась она. — Сегодня почему-то… пришло в голову. Федаин, через три месяца мне будет тридцать.