Уткур Хашимов - Дела земные

«Поет птица на дереве, а я гляжу вокруг, и душа моя тоже поет».

Пока дедушка Ирман напевает себе под нос, я вспоминаю, как мы с матерью ходили домой к дедушке Ирману и видели там фотографию Алтмышвая. Вообще-то дом дедушки Ирмана — это наше ребячье царство. Как только поспевают ягоды тутовника, дети всего кишлака приходят во двор к дедушке Ирману. Забор у него низенький, если едешь верхом на ослике, все видно как на ладони. Только войдешь к ним во двор, как тут же навстречу уже спешит бабушка Хабиба, на голове у нее огромный марлевый платок, широкие концы которого она перебрасывает крест-накрест на груди.

— Ах, голубчики мои, чтоб дом ваш ломился от пшеницы, чтоб вас стало еще больше, проходите, — говорит она ласковым голосом.

Ребята, не теряя времени, вскарабкиваются на тутовник. Тутовник похож на хозяина. Крона его разрослась густо, но не вверх, а вширь, стелется над землей, занимая почти полдвора. Залезть на него нетрудно, но бабушка Хабиба боится, что дети могут сорваться и сломать себе шеи.

— Эй, чтоб вас больше стало, осторожнее! — кудахчет она как встревоженная наседка. — Упадете еще. Сейчас позову вам дедушку.

Через некоторое время из низенькой комнаты на террасу выходит, опираясь на палку, дедушка Ирман.

— Ну-у, чернявые мои, пришли, прискакали! — говорит он, не скрывая радости. — А ну, старуха, неси брезент.

Бабушка Хабиба выносит латаный-перелатанный и широкий, как парус, кусок брезента.

По крайней мере, тридцать мальчишек, щебеча, как ласточки, схватив по краям, натягивают его. Дедушка Ирман, кряхтя, взбирается на дерево и садится на самую толстую его ветвь. Бабушка Хабиба протягивает ему шест.

— Бисмилля [26] Бисмилля — с богом. , — говорит дедушка Ирман и бьет шестом по веткам тутовника.

Ягоды обильным дождем падают на натянутый брезент. Ягоды большие, величиной с кокон шелкопряда, сочные, сладкие. Ребятишки опускают брезент на землю и с визгом, криком налетают на ягоды. Сверху раздается тонкий голос дедушки Ирмана:

— Не торопитесь, голубчики, сейчас натрясу еще, хватит вам всем досыта.

Мы набиваем животы ягодами, а на террасе стоят три пузатых кувшина, каждый ростом с меня. Бабушка Хабиба готовит из ягод тутовника варенье — шинни, наполняет им кувшины. Приходи зимой в любое время — наешься варенья.

И каждый раз, когда дедушка Ирман заговаривает об Алтмышвае, я вспоминаю, как мы с матерью ходили к нему домой. То было время, когда ягоды тутовника уже наливались сладким соком. Дедушка Ирман тряс ягоды. Бабушка Хабиба мыла их и приносила нам на глиняном блюде. Мы с наслаждением ели их. Затем бабушка Хабиба приглашала нас пить чай.

— Тутовник обязательно надо запивать чаем, иначе жажда замучает, — заботливо объясняла она, провожая нас в комнату с низким потолком.

Как только мы входили в комнату, украшенную старинными подносами, в глаза мне сразу бросалась лепешка. Такую красивую лепешку я видел впервые. Она была большая, румяная, обсыпанная маковыми зернышками. Почему-то ее прибили гвоздем к стене. Краешек у нее был надкушен.

— Ма-ма-а! Хлеба-а! — сказал я умоляюще.

Мать быстро взглянула на меня, прикусила нижнюю губу и покачала головой. Это был признак того, что ей стыдно за меня. Я стал приставать к бабушке Хабибе, зная, что на свете нет человека добрее, чем она.

— Бабушка, хлеба, — сказал я тем же тоном, показывая на лепешку, висящую на стене. — Бабушка, хлеба-а!

Но бабушка на этот раз не была щедрой.

— Эту лепешку трогать нельзя, милый, — сказала она, погладив меня по голове. — Нельзя, верблюжонок мой. Эта лепешка принадлежит твоему брату Алтмышваю. Видишь, уходя на фронт, он надкусил ее [27] Существует поверье, что если человек, уходя из дому на долгое время, надкусит лепешку и ее сохранят, то он обязательно вернется обратно. . Вот когда он вернется, он доест ее, а кусочек даст и тебе. Вон посмотри, он улыбается тебе.

И действительно, на лепешке следы зубов Алтмышвая. А под лепешкой его портрет. Портрет почему-то пожелтевший. Только потом я понял, что он пожелтел от слез бабушки Хабибы. С портрета улыбается смуглый парень в бескозырке.

— Хочешь курт [28] Курт — сухой овечий сыр. ? — спросила бабушка Хабиба, снова погладив меня по голове.

Я взглянул на мать, она нахмурила, брови. И я промолчал. Когда, распрощавшись, мы вышли на улицу, мать начала упрекать меня.

— Противный мальчишка, я чуть не сгорела со стыда. Эта лепешка дожидается Алтмышвая, понятно? На Алтмышвая пришла похоронка, а они все-таки его ждут, понятно?