Уткур Хашимов - Дела земные

Спускаясь в предутренних сумерках по темной лестнице, Алимардан чувствовал страх и неуверенность, и словно бы какая-то грязь прилипла к телу. Все-таки это была его первая измена жене…

Ему довольно долго пришлось звонить, наконец, послышалось шлепанье галош, Мукаддам открыла молча и, повернувшись, пошла к дому.

«Ноги тонкие, как у курицы! — с раздражением думал Алимардан, идя следом. — Где были мои глаза, когда я женился?»

— Вы ходили на свадьбу? — спросила вдруг Мукаддам. — Все хорошо прошло?

«На какую еще свадьбу? — недоуменно подумал Алимардан. — Проклятье, да ведь сегодня свадьба у Анвара!..»

— Да, — сказал он. — Я был на свадьбе.

Он все-таки чувствовал себя виноватым и потому был тише и даже ласковей, чем обычно.

Алимардана свалил его старый враг — бронхит. Проходила болезнь на этот раз в очень тяжелой форме, и, поскольку Мукаддам плохо чувствовала себя, будучи уже на девятом месяце, врачи положили Тураева в больницу: нужен был уход. Через десять дней его выписали, однако заведующий отделением, пригласив Алимардана в кабинет, ласково, но настоятельно сказал, что работать сейчас ему нельзя, нужно еще отдохнуть и подлечиться где-нибудь у моря, чтобы окрепли связки и легкие.

— У вас здесь золотой инструмент! — сказал профессор, дотронувшись до своего горла. — Берегите его!..

Алимардан действительно чувствовал себя слабым и решил поехать в Гагры, в санаторий, куда, он знал, у них в профкоме были путевки. Однако когда, придя в театр, он услышал, что в ближайшее время намечена поездка в Японию, уезжать раздумал. Сказал администратору, что здоров и петь в субботнем концерте будет.

Зима завернула круто. Две недели уже стояли сильные морозы, трескались стволы фруктовых деревьев. Сегодня немного отпустило, но Алимардан не стал разогревать машину, поехал на работу на троллейбусе.

Выйдя на своей остановке, он пошел через сквер, ведущий к театру. Пошел, очевидно, быстрее, чем мог, потому что вдруг у него перехватило дыхание, стало сухо в горле, он остановился, тяжело дыша, прикрыв рот мохеровым шарфом.

Деревья в сквере стояли тихие, заснеженные, сверкали отсветом недалеких фонарей. В черном морозном небе нестерпимо горела маленькая круглая луна. Алимардан прошел дальше, снова остановился передохнуть и вдруг удивленно и восхищенно улыбнулся.

Из-под широкого колпака уличного фонаря конусом падал свет, и в этом косяке света сверкали, струились, текли мельчайшие снежинки. Казалось, что это не они падают вниз, а сама земля величаво плывет вверх, к небу.

«Давно я не глядел вокруг, — подумал Алимардан. — Давно. Измельчал я как-то…»

Позади него раздался звонкий смех, Алимардан обернулся. По скверику, по колени в снегу, бежала девушка в заячьей белой шубке, беленькой шапочке, надетой набекрень на черных волосах. Лицо ее, попавшее в полосу света от фонаря, показалось Алимардану юным и прекрасным. Следом за девушкой выскочил парнишка и, вытряхнув на бегу пальцами из ботинок снег, схватил снежок и догнал девушку. Прижав снежок к ее лбу, он спросил, улыбаясь:

— Ну, что с тобой делать? — в глазах паренька светилась нежность. — Ну-ка, скажи, что мне с тобой делать?

Девушка продолжала смеяться все так же звонко, с шумом переводя дыхание.

— Хватит! — она умоляюще подняла руки к лицу. — Хватит, Марат-ака, я сдаюсь!

Парень отбросил снежок и, обернувшись, увидел Алимардана. Лицо у него сразу стало серьезным. Молча взяв девушку под руку, он повел ее прочь, скоро они растворились в темноте.

Алимардан долго смотрел вслед влюбленным. Ему стало грустно и жаль, что вот никогда он так не гулял и теперь уже не будет гулять. Что-то чистое, высокое и прекрасное прошло в жизни мимо него. Почему?.. Кто знает. Так уж получилось…

Он вышел к театру. Портал был ярко освещен, но перед кассой народу было маловато.

Пройдя артистический вход, Алимардан поднялся к себе в уборную, начал быстро гримироваться.

Зал снова щедро отозвался аплодисментами, когда ведущая произнесла его имя, но почему-то в этот раз у Алимардана было неспокойно на душе. Подняв свой тар, он вышел на сцену, поклонился и начал петь. Где-то на середине второй песни он вдруг со страхом почувствовал, что не хватает дыхания, пересохло в горле. С трудом добредя до конца, он вытер пот, передохнул и, виновато улыбнувшись, начал третью песню. Пел и слышал, как в зале люди удивленно переговариваются, вскоре зал, уже не слушая его, недоуменно приглушенно рокотал.