Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

Я заглянул даже в хурджины, вытащил узелок с едой, металлический метр, деревянный молот, обычный молоток, гвозди — инструменты свои неразлучные… Нет, и там не было денег. Что делать? Как его убедить? Другого ничего не оставалось, — тем более он уже начал щупать мои карманы, — я сбросил пиджак, скинул брюки, сорочку, снял шапку… какой позор, какое дурацкое положение… Майку задрал, как перед врачом… И все это я проделал, не говоря ни слова, мол, пожалуйста, проверь все, ты можешь убедиться. Мне было не по себе и стыдно, и страшно, что друг у меня такой подозрительный, недоверчивый. Меня оскорбляло это до глубины души.

И мы с ним повернули обратно в аул Урцеки в надежде найти выпавшие из кармана деньги. Шли мы, осматривая заросшую травой тропинку. И так дошли мы почти до дома Айшат, которой мы крыли крышу. И здесь вдруг как никогда требовательно прозвучал голос Умалата:

— Иди спроси у нее, может быть, она не положила деньги тебе в карман.

— Нет, я не могу, — говорю я, — не могу своим недоверием оскорбить ее. Не могу…

— Может быть, она обманула тебя?

— Нет-нет, я ей верю… Я видел в ее руке деньги.

— В руке… А может, и не положила их в твой карман? Ведь это не наши с тобой, а деньги комбината.

— Я верю ей! К ней я не пойду! — почти выкрикнул я. — Если хочешь — иди сам!

— И пойду…

И Умалат решительно пошел к ней. Я спрятался за дерево. Проклятье, что это со мной, не могу дрожь в теле унять. Притаившись, я наблюдал за домом Айшат, когда же выйдет от нее мой «друг». Это слово я беру в кавычки, потому, что я стал уже в нем сомневаться — друг ли он мне. Друг, по-моему, почтенные, должен верить другу, разве не так? Вижу, хозяйка дома вышла из ворот, торопливо куда-то направилась, спустя некоторое время она появилась и вернулась в дом. А я стою и жду Умалата… И вдруг выбегает он из ворот, какой-то возбужденный и довольный собой… Подбежав ко мне, восклицает:

— Я же тебе говорил!

— Что?

— Что она положила эти деньги в твой карман, но они еще в доме выпали…

— Нет, не может быть… — говорю я и вспомнил, что, когда мы попрощались с хозяйкой и вышли из ворот, я чихнул, полез в карман за платком и деньги были там, я ощупал их пальцами.

— Это тебе показалось, друг, — заявил на это Умалат.

И пошли мы уже обратно. Мне было неловко, и я старался не глядеть на него. Шел и не пропускал случая пнуть ногой то пустой коробок от спичек, то откушенное яблоко или светлый камешек. Вдруг я пнул ногой какую-то бумажку… Бумажка отлетела, раскрылась и там… я вижу краешек десятки.

Я быстро поднимаю… деньги… Умалат оглядывается и удивленно смотрит на меня, в глазах его, как мне показалось, сверкнули угрызения совести. Я подсчитал деньги — было ровно сто рублей. Я понял, что Умалат обманул меня, он соврал… Конечно же, Айшат выходила из дому, чтоб одолжить сто рублей у соседки… И отдала она вторую сотню, чтоб мы не воротились с пустыми руками.

Найденные деньги вновь озадачили меня. Что делать? Вернуться мне и отдать деньги хозяйке, прося прощения? Нет. Пусть это сделает он. Я в сердцах швырнул эти деньги ему под ноги:

— Солгал ты, брат, мне, некрасиво… трижды солгал… Солгал, когда мне не поверил, солгал, когда сказал, что деньги выпали из кармана, солгал, когда утверждал, что она их нашла… На, иди и верни ей деньги…

Вот такой был случай со мной, почтенные мои. Нет, как бы ни было, не надо торопиться подозревать друга. Доверие — дело доброе, от доверия меньше страданий. Человеку надо верить.

Горцы любят вспоминать. А вспоминая о том или ином случае, непременно связывают его с событием торжественным, памятным. «Я хорошо помню, — говорит, например, один, — это было за неделю до того, как наш рябой Абзаир бычка зарезал в честь сына, получившего диплом агронома и вернувшегося работать в родной совхоз…». «Что ни говорите, почтенные, — вторит другой, по иному уже поводу, — а я ведь был очевидцем, это случилось спустя несколько дней после того, как наш совхоз премировал Шихсаида, да прославятся его руки, новой автомашиной…».

С каким же событием связать то, о чем пойдет речь в нашем рассказе?

Не нам выбирать.

История наша началась в трудные, тяжелые для горцев дни. Большая беда пришла к нам — вы помните, конечно, землетрясение весной семидесятого года? Беда пришла нежданная-негаданная, и каждого задела она своим черным крылом.