Марк Еленин - Добрый деловой человек

— И отметить сегодняшнюю коллегию, — поспешно добавил Милешкин.

— Сейчас прямо и отправимся. Три часа — самое время.

— Я, к великому сожалению, вынужден отказаться, Степан Иванович, — возразил Попов. — У меня полнейший цейтнот сегодня. Простите!

— Жаль, — ответил Богин. — А в семь у нас самолет. Не увидимся.

— Да, жаль, — согласился Попов. — Но, вообще-то, скоро увидимся! Обязательно! Мы обо всем договорились с Глебом Семеновичем — обо всем, окончательно!

— Ну, раз так, тогда до встречи.

— Спасибо вам, Кирилл Владимирович, большое, громадное за поддержку. За все. Привет в Ленинграде товарищам, — сказал Глеб.

— Может, подвезти вас? — предложил Богин. — У меня тут машина.

— Нет, нет, увольте! — взмолился Попов. — Знаете, у меня правило: в командировках только пешком, только на общественном транспорте. В Ленинграде это не получается. Счастливо вам! — и он зашагал по тротуару, обгоняя прохожих и энергично помахивая портфелем.

…В машине, обернувшись с переднего сиденья, Богин оживленно рассказывал о стройке (они встретились лишь перед коллегией и не успели поговорить).

— Пока ты вояжировал, — он не мог не подчеркнуть это, но с улыбкой, между прочим, — у нас самое напряженное время началось. И на станции Дустлик, и на промплощадке. Семь потов согнал, но ритм стал вырабатываться, графики — жесткие! При том, что и срывы, и брак, — его строители и монтажники выдают! — и штурмовать приходится, но все службы подтянулись. Куда там! Стройку не узнаешь! Из нулевого цикла выползаем. Объекты растут, множатся, а людей мало. Ох, мало! И механизмы приходят с опозданием. Дыры, дыры! И я — хоть на части рвись! Крепкого зама нету. Глонти — хитер! — от всего этого отмахивается: его сугубо инженерные проблемы волнуют, остальное — вынь ему да положь. И я бы на его месте тоже все у начальника стройки требовал. Но я, я — начальник! Я должен обеспечивать размах работы и план. Кому дело, как я их обеспечиваю.

— Так у тебя должность такая. И машина тебе положена, и балок отельный, — поддел его Базанов.

Богин засмеялся. Сказал добродушно:

— А вот Азизян, что за тебя оставался, — толковый, деловой и вполне потянул. Мы с ним душа в душу работали.

— Смену мне готовишь? — пошутил Базанов.

— Зачем? — серьезно сказал Богин. — Мы еще и с тобой повоюем…

Пустыня встретила Базанова жарой. Стройка — десятком проблем…

В парткоме, несмотря на поздний час, еще горел свет. Глеб пошел туда. Надежда Витальевна, технический секретарь, голубовато-серой тенью видневшаяся сквозь застоявшиеся облака табачного дыма, подшивала протоколы. Поразительно, как мог пожилой человек существовать в такой атмосфере, не замечая ни времени и никого вокруг себя.

Глеб раскрыл оба окна, и вечерний порыв ветра погнал сизое облако дыма вдоль стены. Надежда Витальевна посмотрела на Базанова несколько недоуменно, но, не удивившись его появлению, сказала, вновь взявшись за дырокол:

— Никогда они не присылают вовремя протоколов партийных собраний. По три раза напоминать приходится.

— Кто «они»? О ком вы говорите, Надежда Витальевна?

— О транспортном управлении, разумеется. Хоть вы бы на них подействовали, Глеб Семенович. Тут дело не в педантизме, но зачем откладывать на завтра то, что ты обязан сделать сегодня?

Надежда Витальевна Красная оказалась находкой для Базанова. Участница Отечественной войны, коммунистка, бывший политработник, она жила одиноко, получала республиканскую пенсию и старела от безделья, буквально вырывая разовые партийные поручения. У Глеба был нюх на таких людей. Они познакомились случайно в приемной секретаря обкома Лазиза Сафарова, разговорились, и вскоре шустрая «бабушка» — остроносенькая, темноглазая, с открытым добрым лицом и седыми коротко остриженными волосами, в сатиновой косоворотке и мягких хромовых сапожках, похожая на комсомолку в юнгштурмовке и действительно обладающая завидным здоровьем, — приехала в Солнечный. Ни трудный климат, ни вопросы быта в шестьдесят два года ее совершенно не волновали. Надежда Витальевна обладала удивительной для своих лет памятью, обожала порядок в делах, имела точный глаз на любого человека, светлый ум и опыт, которому можно было позавидовать. Глеб во всем доверял ей. И Красная очень привязалась к нему. На людях, правда, она была всегда подчеркнуто официальна, но наедине, считая Глеба в душе своим учеником, духовно близким человеком, позволяла себе и спорить, и давать советы, и вспоминать прошлое, ибо в прошлом у нее содержались, пожалуй, ответы на все житейские вопросы…