Олег Смирнов - Свеча не угаснет

— Хлопцы, не кучкуйтесь! Не отделяйтесь от великого русского народа, а также украинского… и вообще! Держитесь со всеми заодно!

Печальноглазые смотрели на него и становились еще более печальными. Тут не до хохм! Признаться, Воронкова тревожили эти сыны диких заоблачных гор и немеренных степей. Необстрелянные и, видимо, не очень-то здорово обученные воинскому ремеслу, эти парни и мужики (иным было за сорок и под пятьдесят) и кучковались потому, что так чувствовали себя уверенней, не такими беспомощными вдали от семейных очагов.

Воронкову их было немного жаль. Действительно, они бы смотрелись естественней и веселей в стеганых халатах, войлочных шляпах, тюбетейках и чувяках, нежели в мешковатой БУ [3] Бывшее в употреблении. гимнастерке, мятой пилотке, надетой на уши, в линялых фиолетовых обмотках и раздолбанных армейских ботинках, эти вчерашние хлопкоробы, табунщики, бахчевники, овцеводы. По совести, и лейтенант Воронков в брючках в полоску, белой рубашке-апаш и плетеных сандалиях смотрелся бы естественней и веселей, чем ныне. А? Га? Вот именно, га?

Как будто для того, чтобы необстрелянное пополнение побыстрей привыкало к фронтовой житухе, немцы устроили подходящий шухер — и как раз на участке девятой роты. Рота, можно сказать, днем и ночью подправляла старые и рыла новые землянки — и к строительным, к саперным работам бывшие хлопкоробы и бахчеводы, табунщики и овцеводы были не так уж приспособлены. Вдобавок припустили не по-летнему холодные дожди, и новички синели, дрожали, клацали зубами.

А в одну из ненастных непроглядных ночей фрицы поперли в разведку. Но до этого на участке девятой роты поиск начали наши разведчики, дивизионные. Где-то около двух часов в траншее объявилась поисковая группа — крепкие, непроницаемые ребята в масккостюмах. Здесь уже были капитан Колотилин, командир артдивизиона, поддерживающего действия разведгруппы, начальник дивизионной разведки, командир разведроты и, разумеется, командир девятой роты лейтенант Воронков.

Что потом произошло, узнали из рассказа разведчиков. Перекурив напоследок, они вылезли из траншеи и поползли по ничейной полосе. Саперы заранее сделали проход в минном поле, а сейчас выстригли ворота в проволочном заграждении, развели колючку пошире; группа захвата поползла к немецкой траншее, к пулеметной точке, намеченной для нападения, а группа поддержки залегла у колючки, готовая огнем поддержать группу захвата. Все шло нормально, как вдруг дивизионные разведчики и саперы уловили неясный шорох, шум движения. Они замерли, насторожились. Сквозь дымящиеся струи дождя, в размытом свете взлетевшей ракеты увидели какие-то фигуры: одна, вторая, третья, четвертая… десяток! Кто? Своих вроде быть не должно. Немцы? Разведка? И тут кто-то из ползущих совсем близко от наших разведчиков сдавленно выругался:

— Цум тойфель!.. [4] К черту! ( нем. )

Фрицы! Разведка! Подбираются к нашей траншее за «языком»! Решение принято мгновенно: дивизионные разведчики пропустили своих, так сказать, коллег и сзади открыли по ним автоматный огонь. Его поддержала группа обеспечения. Затем все бросились к немцам. Двоих — раненых — подхватили и поволокли к себе. Едва спрыгнули в траншею, как фрицы обрушили снаряды и мины: били и по ничейной полосе, и по переднему краю, и по тылам. Вымещали злобу. Дубасили так, что ежеутренние и ежевечерние их обстрелы казались пустяковой разминкой. Но два «языка» были взяты, а пополнение ночь не спало. Война!

Назавтра распогодилось: опять солнышко, синее небо. И в этих синих, безоблачных небесах завязался воздушный бой над передним краем обороны. Сошлись два истребителя — «мессершмитт» и Як. Был обед, все высыпали, глазеют, как два самолета гоняются друг за другом, закладывают виражи, делают горку, взмывают и падают, снова взмывают, норовят пристроиться в хвост противнику. Трещат пулеметные очереди, стучат авиационные пушки.

Воздушный бой сместился к немцам. Наш летчик все-таки вогнал «мессершмитт» в землю. Мощный взрыв, и взрывное «ура!» в нашей траншее. Як победно покачал крыльями, но ударили немецкие зенитки. Снаряд угодил Яку в крыло, самолет задымил, накренился. Другой снаряд вмазал в мотор. Самолет загорелся, клюнул носом и пошел вниз штопором. Однако до этого в воздухе раскрылся парашют: летчик успел выброситься из горящего самолета.

Ветер сносил его еще дальше к немцам, и поэтому они не стреляли, а побежали к месту, где должен был приземлиться летчик. Чего только не бывает на войне! На НП батальона капитана Колотилина находился в это время начальник артиллерии стрелкового полка. С наблюдательного пункта просматривалась вражеская оборона и местность за обороной. Было видно, как на полянке приземлился летчик. Погасил парашют, отделывается от строп. И было видно: к летчику ломили немцы, чтобы взять в плен. Но да здравствует советская артиллерия — бог войны! Начальник полковой артиллерии дал по телефону команду своим пушкарям, и они тотчас открыли беглый огонь по немецкой цепи на полянке. Точно били пушкари! Да и летчик не промах был: сообразив, что к чему, он вырвался из окружения, сиганул в лес, а оттуда кустарником — на нейтральное поле, переполз при световом дне и свалился в траншею пехотинцам на руки. Он был раненый, обгорелый, но не переставал сверкать белыми ядреными зубами: