Однажды вечером сидели они, как и полагается, на завалинке. Сидели и беседовали. По улице «шла гармонь». Девчата и парни пели частушки беспрерывно. Сначала наши соседи не слушали песен, увлёкшись собеседованием. (Макар Петрович рассказывал о том, какой золотой характер у его телушки, и убеждал соседа в том, что характер у скотины — это тоже очень большой интерес.) Но когда молодёжь поравнялась с ними, девичий голос под переборы гармошки пропел:
Ой, товарищ Черепков!
Разведем теперь коров,
А еще будем просить,
Чтоб и сено нам косить.
— Слышь, Макар Петрович, что поёт моя Алёнка?
— А к чему это она? — не сразу сообразил Макар Петрович.
— Они, слышь, все наши пересуды в песни складывают. Значит, я и говорю: скотину разведём, слов нет, но корму нам надо теперь много. Вот, к примеру, про себя скажу. По уставу я буду иметь корову, тёлку, овец… — Тут он подумал немного. — Овец десяток, пчёл, скажем, ульев пятнадцать, свинью, допустим, кормлёную да поросёнка малого на смену… Свинью забил — поросенка корми… Налог всё равно такой же, имей я или не имей ничего. Значит, тут ещё бы остаётся так сделать: половину лугов колхозу, а половину — нам.
Макар засипел трубкой.
— Эге-е! Во-он ты что-о! — Он подумал и вдруг с усмешкой сказал: — Ты ж воды не натаскаешься на такую ораву скотины.
— А я и таскать не буду. Я трубчатый колодезь прямо во дворе пробью. Трубы и насос уже купил. Ясно, разве ж мысленно бабе столько воды носить. Ей и без этого теперь в колхозе не придётся работать, дома хватит по горло.
— Как так не работать? — вскочил Макар Петрович.
— А так, что и самому теперь придётся подумать: то ли пойти, то ли нет.
— А ты читал, как написано? Там сказано: кто не будет работать в колхозе — налогу больше на пятьдесят процентов.
— Это написано неправильно.
— Как неправильно?
— А так — неправильно. Не разорваться же мне надвое — и там и тут.
— А! Вон как! — Макар то заходил на одну сторону от соседа, то на другую, а тот поворачивал за ним голову, не видя его лица в темноте. — А! Вон как! Значит, и от колхоза и от правительства тебе всё дай, а ты колхозу — ничего! Ты что? Ты что? — всё больше горячился он. — Ты ж говорил, что тебя они понимают. А сам-то ты и х понимаешь? Ты куда гнёшь?
— Но! Раскричался, как на пожаре.
— И буду кричать! На собрании даже буду кричать: Пашка-Помидор не в колхозе хочет разводить скотину, а у себя во дворе.
— Да ты пойми, садова голова! — уже с сердцем говорил Павел Ефимыч. — Если будет большой трудодень, я, может, тогда и сокращу скотину, а сейчас буду разводить.
— А! Ждать будешь, когда другие добьются большого трудодня. Не-ет! Не будет так, кричать буду! Я твою нутренность увидал. Всю, как есть, увидал. У тебя корень во дворе, а сухие сучья в колхозе.
— Ты что кричишь на всю улицу! — рыкнул вдруг Помидор. — Что кипишь, Горчица?! — И придвинулся вплотную к Макару.
Тот не отодвинулся ни на сантиметр и воскликнул:
— Где же твоя совесть колхозная, чёртов Помидор!
— Горчица! — сказал Птахин.
— Гнилой Помидор! — сказал Макар Петрович.
— Ещё за петуха с тебя стребую: твой петух моему голову всю раздолбал — нового опять покупать. Я ещё…
— Возьми и моего петуха, чёрт с тобой! — Макар добавил пару крепких, неписаных слов, плюнул и ушёл домой.
Вот ведь как оно получилось! Никогда так не было, никогда не ругались так, чтобы бросать друг другу прозвище в глаза.
Больше того, доподлинно известно, что Птахин ходил к председателю колхоза Черепкову, с которым у него сложились неплохие отношения, и говорил ему, что «Макар-Горчица стоит против сентябрьского Пленума и не даёт ему разводить скотину». Известно также, что Макар Петрович посетил секретаря колхозной партийной организации и сказал так: «Пашка-Помидор — гнилой колхозник, и он, Помидор чёртов, не соответствует действительности».
Если ко всему этому добавить, что болтает народ, то просто невозможно предположить, во что выльется вся эта заваренная каша. А народ вот что промеж себя говорит: будто между председателем колхоза и секретарём партийной организации — большая неприятность; будто насчёт председателя имеется в районе нехороший слух и что его будут заменять на непьющего или хотя и пьющего, но по норме, а не без числа. А ещё был слух — это уж точно, — что Макар Петрович самолично ходил к секретарю райкома партии и полчаса разговаривал с ним о председателе колхоза; один ходил, по своей воле, взял палку в руки и пошёл, как в своё правление. Что ж, всё это могло быть — народ зря болтать не будет.
Читать дальше