Вера Дорофеева - Истории без любви

...В двадцатые годы нашего столетия электросварку уже широко применяли на Западе в технологических процессах, начали использовать и у нас. Но внедрение проходило на примитивном уровне, без достаточных научных основ. И тут электросварке опять повезло: ею заинтересовался такой ученый, как академик Евгений Оскарович Патон. Было это в 1929 году. Его имя — теоретика и практика мостостроения — тогда уже было широко известно. Мост через Куру, знаменитый мост имени Евгении Бош через Днепр, построенный по проекту ученого вместо Цепного моста, взорванного белополяками, разборный мост системы Е. О. Патона... К тому времени Евгений Оскарович воспитал десятки учеников, которые проектировали мосты на разных широтах необъятной страны.

Но вот на небольшой станции, куда Евгений Оскарович приехал для испытаний капитально отремонтированного моста, он впервые увидел электросварку в действии и... заболел ею.

Трудно на склоне лет начинать новое дело. Такой поступок под силу лишь очень волевому и смелому человеку.

В 1929 году, когда Е. О. Патон организовал при Академии наук Украины лабораторию сварки, в ней работало всего шесть человек. В тот период в среде ученых часто звучала шутка: «Что такое электросварка? Это наука о том, как без заклепок сделать бочку».

Через пять лет на этой базе был создан Институт электросварки. В нем было немногим более двадцати сотрудников.

Один из старейших сотрудников Института электросварки, доктор технических наук, профессор, советский представитель в Международном комитете сварки Исидор Ильич Фрумин.

— В тридцать шестом году я кончил Индустриальный институт в Киеве и был оставлен в аспирантуре по специальности «физическая химия». Но через год кто-то вдруг «обнаружил», что у меня нет достаточного производственного стажа, а посему я не имею права быть аспирантом. Меня отчислили. Время тогда уже было суровое, предвоенное. И хотя причина отчисления из аспирантуры казалась пустяковой, я не мог устроиться на работу. Многих пугала формулировка: «Отчислен».

За что? Почему? Кто-то посоветовал обратиться к Патону. Это было время, когда уже существовал Институт электросварки, и к нему относились серьезно, а с трудами патоновцев познакомились на многих предприятиях страны.

Я помню в деталях не только первый разговор с Евгением Оскаровичем, но и дату. 3 июня 1937 года. Высокий старик с седыми запорожскими усами исподлобья посмотрел на меня. Документы академик отложил в сторону и произнес свое традиционное: «Ну-с, батенька!»

Он задавал вопросы по химии металлов, расспрашивал о преподавателях Индустриального института, рассказывал, чем мне придется заняться в первую очередь. Когда же я попытался заметить, что отчислен из аспирантуры, то академик сердито проговорил:

— Вы инженер-химик?

— Да, но...

— Завтра выходите на работу.

Так я стал патоновцем и не жалею, потому что в этом институте каждая работа для меня интересна. А что еще надо ученому?

Сегодня произносят много слов о том, что наука из сферы чистого познания перешла в сферу производительных сил. Что ж, все правильно. Но в патоновском институте наука всегда была реальной производительной силой, всегда имела четкий, ощутимый выход в практику. Это, если хотите, было кредо Патона-старшего, и оно свойственно его сыну да и всем нам.

В предвоенные годы главным направлением института стала автоматическая сварка.

Хор Пятницкого еще задорно пел: «Эх тачанка, ростовчанка, наша гордость и краса...» А Евгений Оскарович говорил нам: «В крупном тактическом значении танков для будущей войны теперь никто не сомневается...»

Батя — так называли Е. О. Патона за глаза все сотрудники, — как никто другой, понимал, чувствовал время, его задачи для науки.

Для всех нас это стало окончательно ясно, когда в тылу, на Урале, страна напряглась для разгромного удара.

Сшивать металл быстро и качественно, будь это листы танковой брони или рамы для сеялок, — вот главная задача, которую ставил перед нами тогда Е. О. Патон. Но было бы неверно воспринимать ее только как задачу чисто техническую. Если в покорении ядра ученые шли от познания свойств атома к задаче конкретной — обузданию атомной энергии, то в сварке все было наоборот. Решая задачи конкретные, зачастую чисто технические, Е. О. Патон и его сотрудники все больше углублялись в вопросы теории, познавая неведомое, постигая определенные закономерности поведения металла в различных условиях.