Николай Кузаков - Рябиновая ночь

Арсалан встал.

— Я пошел.

— И я с тобой, — поднялся Алексей. — Где бы мне взять валенки?

— У меня есть. А как же жена с дочкой?

Алексей вышел в прихожую.

— Дарима, мчись к нам. Скажи Кате, что я уехал в степь. Вернусь после пурги. Если будет нужда в чем, помоги.

— Хорошо, — кивнула Дарима.

Горбясь, со скамеечки встала Дулма.

— Однако, Алеша, теплей одевайся: совсем дурной ветер поднялся.

— Спасибо, бабушка.

Невеселые думы Анны прервала Елена Николаевна.

— Девонька, да ты, моя-то, только погляди, что делается на белом свете.

Анна выглянула в окно: из-за Онона надвигалась туча.

— А тут соседский мальчишка прибегал. Отец на складе, велел тебе трактор заводить и подъезжать к нему, комбикорм на чабанскую стоянку повезете.

Анна поверх трико надела меховой комбинезон, обулась в валенки, достала лисью шапку-ушанку и вышла из дому. Налетел ветер, обдал ее леденящим холодом. А сизая туча за Ононом разрасталась. Замерли сопки, помрачнела степь.

«Ох и натворит туча бед», — подумала Анна. Она завела трактор и подъехала к складу. Из дверей, засовывая в карман телогрейки накладную, вышел Матвей Иванович, бросил одобрительный взгляд на дочь и кивнул на тележку:

— Цепляй вот эту, переднюю.

Анна прицепила тележку. Матвей Иванович покосился на тучу, перевел взгляд на сапоги, махнул рукой, как бы говоря: «Ничего, выдюжим», — и залез в кабину.

Выехали из ограды, и Анна развернула трактор к Онону.

— Ты это куда? — поднял косматые выгоревшие брови Матвей Иванович.

— Одеться тебе потеплей надо. В телогрейке и сапогах околеешь.

— Да ты что? — недовольно нахмурился Матвей Иванович. — Процарапаемся, в аккурат и угодим в самую кутерьму.

— Мама велела.

Матвей Иванович крутнул головой, но промолчал. У калитки дома Анна остановила трактор. Через несколько минут Матвей Иванович вернулся в полушубке и валенках. В руках был узелок с продуктами.

Выехали за село. Дорога узкой полоской уходила в степь, с обеих сторон ее рыжели заросли лебеды, дикого проса и полыни. Через дорогу ползла поземка, заполняя выбоины снегом. Кусты полыни то прижимались к земле, то, поднявшись, кланялись во все стороны. Ветер гулко стучал по кабине трактора.

Матвей Иванович молча смотрел на дорогу. Хотя он и доживал седьмой десяток, но на здоровье еще не жаловался, только старые солдатские раны стали все чаше поднывать. Но сейчас его заботили пять отар, что затерялись в степи.

Анна задумчивость отца поняла по-своему. Ей казалось, что ему уже тяжело работать бригадиром-наставником молодежного животноводческого комплекса.

— На пенсию бы тебе, папа, надо.

У Матвея Ивановича в недоумении взлетели косматые брови.

— А что робить-то на этой пенсии буду?

— Отдыхать.

Матвей Иванович усмехнулся.

— Отдыхать, говоришь. Списала меня, значит, вчистую. Та-а-к. А не рано? Мне пока дело не в тягость. Да и не могу я этих овец бросить. Всю они во мне кровушку испортили, до последней капли. Ты только подумай, сколько я за них выговоров наполучал, теперь уж и со счета сбился. На другом бы деле нам с тобой вдвоем за всю жизнь столько не заробить. Считай, по партийной линии не менее пяти выговоров имею, а от правления колхоза? — давно уж со счета сбился. И что бога гневить, зря меня ни разу не ругали.

— И шел бы на другую работу. Не свет же клином сошелся на этих овцах.

Матвей Иванович покачал головой.

— И как это у тебя все легко получается. Я же, кажись, не воробей, посидел на одном дереве, не понравилось, перепорхнул на другое. Помнишь, когда я с войны пришел? Ты тогда еще совсем кнопка была, кое-как облупленным носом до стола доставала. Назначили меня заведующим овцеводческой фермой. Принял пятьсот двадцать овец и триста коз. За каждой баранухой, как за малым дитем, досматривал. С тех пор, почитай, двадцать лет с гаком минуло. Все пережили. И хозяйство подняли. Теперь у нас, знаешь, поди, больше пятидесяти тысяч овец. Доходы за три миллиона шагнули. За эти годы я от этих овец столько мук принял, сколько, пожалуй, ни один грешник в аду не принимал. А ты говоришь, все бросить. Так это надо всю мою жизнь выбросить.

— Я же об отдыхе говорила.

— Отдых отдыху рознь.

Матвей Иванович задумался. Впереди густо сыпанул снег, забарабанил по кабине. Анна поежилась. Новый порыв ветра отбросил снежную полосу. Открылись дали. Показался перевал. Анна распахнула дверцу, взглянула на небо. Туча висела над головой. Казалось, сейчас она заденет за сопки и сравняет их. За тучей от Онона тянулся белый хвост. От него в разные стороны по степи разбегались снежные смерчи.