Отиа Иоселиани - Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

Дела обер-лейтенанта из рук вон плохи. Он мог протянуть только несколько дней. При обдумывании планов прорыва его не следовало брать в расчет. Тот, у кого сильные ноги и хорошее зрение, имел шанс вырваться из этого каменного мешка. Вырваться, а что дальше — неизвестно. Но хотя бы уйти от этого обреченного, беспомощного ожидания. Если днем вход в пещеру охранял один часовой, то ночью их выставлялось двое. Они свободно прохаживались по площадке перед пещерой, поскольку оттуда, откуда стреляли в командира, разглядеть их ночью было совершенно невозможно. Враг мог взобраться по тропинке, но для того-то и выставлялись часовые, чтобы следить за тропинкой.

С тех пор, как обер-лейтенанта ранили, фельдшер не ходил в караул. Не ходил и Бауман, вместе с Штуте приставленный к пленницам. Со временем для всех стало очевидно, что незачем двум вооруженным до зубов десантникам охранять тихих, примирившихся с судьбой пленниц.

Поздно вечером Альфред и Клаус заступили в караул. К этому времени достаточно стемнело, и Клаус прохаживался по площадке, не пригибаясь и не прячась. Было холодно. Он застегнул верхнюю пуговицу мундира. Потом, разминая ноги, затекшие от долгого сидения, прошелся по площадке. Задержался перед большой пещерой: он не заходил туда с тех пор, как там лежал умирающий Макс.

Альфред, ссутулясь, сидел возле камня в начале тропинки.

По небу, перемешиваясь, ползли облака. Если б не облака, ночь была бы светлая.

Поначалу караульным было приказано беречься ночью так же, как и днем. Но потом эту предосторожность сочли ненужной: оттуда, откуда враг стрелял, в темноте нельзя было различить людей.

У Клауса не было ни сестер, ни братьев. Его отец жил с другой семьей и лишь изредка приходил проведать сына. Клаус не любил отца. Мать была так дорога ему, что в его сердце не оставалось места для отца. Она была кроткая, слабая женщина, нашедшая утешение в привязанности сына. Клаус учился в старших классах, а она все не пускала его одного в школу, встречала после уроков, и часто, убежав в перерыве с работы, приносила ему в школу бутерброды. Они вместе ходили в кино и по книжным магазинам. Когда Клаус спускался во двор поиграть, она открывала в квартире окно и то и дело выглядывала. Перед сном заставляла его молиться. Книги сперва просматривала сама, а уж после давала читать сыну. Два года назад, когда Клаус вдруг понял, что его одноклассница Ула лучше всех девушек, он сразу же поделился с мамой своим изумительным открытием. Ему казалось, что его откровенность понравится матери, но она встретила новость довольно холодно. Позже Клаус почувствовал, что матери неприятны его разговоры об Уле.

Потом отца Улы забрали на фронт, и девушка уехала с матерью в провинцию. Она обещала Клаусу писать, однако писем не было. Клаусу казалось, да и сейчас кажется, что мать прятала письма, и было горько от того, что между ними возникла тайна. Со временем Клаус забыл Улу, но теперь пленницы напомнили ее, и ему сделалось больно и грустно…

Луна выглянула из-за редких облаков и тускло осветила горы. Клаус подошел к краю площадки и глянул вниз: скала круто обрывалась. Вокруг высокого камня был намотан гонец веревки, протянутой Гансом от родника. Пущенный сверху на блоке пустой котелок с разгону нырял в воронку с водой. Легкая алюминиевая посуда едва наполнялась до половины, но часовым по ночам делать было нечего, и они запасались водой. Ганс это ловко придумал. Он умница!..

Бауман присел на камень. Фельдшер Альфред буркнул: «похолодало» и стал притоптывать на месте, ударяя пяткой о пятку.

Клаус нащупал конец тонкой веревки, прикрепленной к котелку и подумал: попью, потом еще наберу, кто-нибудь захочет… Ах, да… девушкам отнесу, пленницам… Ула теперь в деревне, и, наверное, крепко спит. Ему хотелось представить, как спит Ула, но он не сумел.

А в этой стране девушки хороши. Или так кажется, потому что он давно не видел девушек? Клаус сразу же догадался, что одна из пленниц понимает по-немецки…

Со скалы скатился камешек и упал неподалеку. Бауман не поднял головы; он сосредоточенно подтягивал котелок.

Вдруг точно какая-то вспышка осветила площадку. Клаус замер: при луне запрещено было поднимать воду. Еще раз вспыхнуло, но это не было похоже на свет выглянувшей из-за туч луны. И что-то сильно садануло его в бок. Не камень, нет…

Стреляли? Упаси бог, здесь так метко стреляют…

Он не отпустил веревки, веревка сама выскользнула из пальцев. Ему казалось, что он сжимает ее в кулаке, но веревка все скользила между пальцами…