Когда прибыл поезд и, вкрадчиво поскрипывая тормозами, остановился перед платформой, Мака первой вошла в вагон и закрыла за собой двери купе.
«Хоть бы больше не пришел никто», — подумала она и села. Отвернулась к окну. Потом положила голову на столик. Столик оказался прохладным.
Косой яркий свет, падающий снаружи, освещал купе больше, чем тусклая лампочка в потолке.
«Когда поезд отъедет от станции, я успокоюсь. Хорошо, что Нуца взяла билет в купейный. Меня даже близко к кассе не подпустила, — «незачем тебе толкаться». Бедненькая, у нее очень доброе сердце. Неужели, если б я силой не выпроводила ее, она прождала бы со мной до отхода поезда? Что ж, ей жалко Тхавадзе. Тхавадзе и мне жалко, но Нуца может оказать ему услугу, помочь, и помогает. А что могу я? Выживет, сказала она… Хорошо!.. Если б он умер, я извелась бы. Все эти дни я даже не понимала толком, что произошло. Или не знала, из-за чего. Шутка ли — застрелился! Упаси меня бог причинить боль даже цыпленку!»
«О-о, как невыносимо долго стоит здесь этот поезд! Кажется, больше, чем из-за Тхавадзе, я из-за него не люблю приезжать сюда».
Дверь купе открылась.
Мака догадалась по звуку, что ее открыла мужская рука, и, не оглядываясь, подложила локоть под голову.
«Я сижу на своем месте, — подумала она, не очень переживая свою невежливость в отношении случайного попутчика. — Стоит и держится за ручку двери. Никак не решит, закрыть или оставить открытой. А может быть, раздумывает, не поискать ли свободного купе. Лучше мне не оборачиваться, а то и вовсе не уйдет. Все-таки какой это ужас: сто́ит им столкнуться с одинокой женщиной, как тут же появляется мысль: а не выйдет ли что-нибудь. Он не знает, что где-то Тхавадзе борется со смертью… Если б люди в открытую видели, что у кого на душе, тогда или вообще не стоило бы жить, или перевелись бы несчастные на свете… Но почему он все-таки не садится?»
Тихо, неслышно закрылась дверь.
Мака резко обернулась. Голова ее пришлась низко, на уровне пиджака вошедшего мужчины. Она так и оцепенела. Медленно приподнимаясь, она увидела пустой левый рукав, болтающийся вдоль тела, пиджак, растопыренный забранной рукой, распахнутый ворот сорочки и, наконец, выпрямившись во весь рост, — лицо.
«Тхавадзе?!. Нуца завидует мне!»
Опираясь на ручку двери, Тхавадзе не шелохнулся. В свете лампочки он стоял белее полотна.
«Боится отпустить руку, чтобы не упасть. Хоть бы я могла его полюбить… Наверное, за это упрямство я и ненавидела его…»
Мака смотрела на белую маску, прорезанную в двух местах — оттуда, изнутри мерцали ввалившиеся глаза Тхавадзе.
Звон колокола привел ее в чувство.
— Джумбер! — тихо сказала она, шагнула к нему и остановилась. — Джумбер! — повторила она со сдержанной лаской. — Тебе ведь передали, что я приезжала из-за тебя… — Она подошла еще на шаг, не отрывая взгляда от его лица: «Закроет глаза и — покойник…» — Я даже к отцу не зашла…
«Что мне делать, если поезд тронется?»
— Джумбер!
«Нужно как-нибудь вывести его и проводить, чтобы не упал».
— Уходи! Уходи сейчас же, или я навсегда забуду тебя! — Она подошла, разжала его пальцы на металлической ручке и открыла дверь. Потом обняла за плечи и вывела в коридор. — Скорее, поезд вот-вот тронется! Скорее! — Коридор был пуст, но идти бок о бок было неловко.
— Скорее! — твердила Мака. — Скорей!
Грудь Тхавадзе пахла знакомыми запахами мазей, йода и больницы.
«Этот если выживет и я не переменюсь к нему, снова будет стреляться…»
Где-то залился свисток.
— Скорее, Джумбер! Скорее!
Проводник с перрона потянулся ей на помощь.
— Что? Плохо стало?
— Да, да. Плохо.
— И вы остаетесь?.. Гражданка!
— Нет. Я нет. Я сейчас.
Она довела его до входа в зал ожидания, там даже толкнула слегка и побежала назад. Поезд достаивал последние секунды. Она поднялась на верхнюю ступеньку подножки.
«Только бы не вернулся! Только бы он не вернулся! И никак этот поезд не уйдет отсюда!..»
— Слава богу! — сказала она поднимающемуся по ступенькам проводнику.
Тхавадзе, как в раме, застывший в дверях зала ожидания, медленно поплыл назад.
Поезд еще не набрал скорость, когда Мака вернулась в вагон и, налетая на окна и закрытые двери купе, побрела по коридору. Добравшись до своего места, она как подкошенная села и прислушалась к стуку колес.
«Почему я сама не купила билет? Неужели Нуца позвонила и сообщила номер вагона? Хотя разве могла она подумать, что он — полуживой — встанет и помчится за мной. Кто бы мог вообразить такое? Он тверже и непреклонней меня. И я ненавидела его… Может быть, не сознавая сама, ненавидела из зависти. Мне и сейчас кажется, что он гонится за мной по пятам…»
Читать дальше