Виктор Малыгин - По дороге в завтра

Немудреные эти гостинцы много доставили радостей малышам Тертичного. Да и сами они, маленькие Тертичные, с великим удовольствием хлопотали, готовя посылки из Кинделей в Черновцы.

«Витя! — писали как-то они внуку Ужика, — мы посылаем тебе пароходик. Желаем, чтобы ты весной приехал на этом пароходике к нам. Наш Шурик посылает тебе цветные карандаши, Люба — лебедя, Витя — носочки, Рая — петушка, Нина — лошадь».

И как же однажды они по-детски непосредственно восхищались своей выдумкой, когда догадались послать внуку Ивана Степановича верблюда, точь-в-точь такого, какие пасутся в оренбургских степях, только не живого, а игрушечного, на котором, однако, они просили приехать их маленького друга в гости, если ему не нравится путешествие на пароходе.

В начале 1957 года в маленький домик комбайнера пришла большая радость: Президиум Верховного Совета СССР присвоил Тертичному звание Героя Социалистического Труда. Узнала об этом и семья Ужиков.

— Как сейчас помню, — рассказывал мне Иван Степанович, — пришел домой, а моя жена Евгения Александровна, счастливая, сияющая, бежит мне навстречу с газетой. Она уже прочитала в «Правде» Указ и фамилию Тертичного подчеркнула красным карандашом. В тот же день мы послали в село Киндели телеграмму, вслед за ней — письмо, а Указ вырезали из газеты и храним его как дорогой семейный документ. Ведь радость оренбургских родных — и наша радость.

Так день ото дня крепли связи этих разделенных большим расстоянием, но близких по взглядам на жизнь людей, неизменно доставляя им радость, и это, наконец, соединило в такую крепкую, бескорыстную дружбу, которой не могли не удивляться ее свидетели. Сергей Степанович писал по этому поводу Ужику.

«Соседи меня часто спрашивают, кем вы мне приходитесь. По родству, говорю, никем. Но может, спрашивают, он старый друг? Нет, отвечаю, мы совсем незнакомые люди. Как, совершенно чужие? Нет, говорю, зачем же. Мы доводимся друг другу как советский человек советскому человеку. И только? — спрашивают. Тогда я говорю, что мы братья — он Степанович, я Степанович. Мало этого, мы братья как русский и украинец, мы и в письмах друг друга братьями называем. Но соседи не верят, говорят: он вам все же родич…»

Наконец, дружба подошла к той черте, когда у людей возникло горячее желание встретиться с глазу на глаз. Тертичные настойчиво приглашают Ужиков в гости.

«Мы тешим себя надеждой, что все же встретимся с вами. Просим вас и очень просим приехать. Мы примем вас как самых дорогих людей».

И снова:

«Мы очень ждем вас. Наш Шурик каждый день спрашивает, когда же приедет дедушка, и даже выходит за село встречать гостей из города Черновцы — дедушку Ужика и его маленького внука Витю».

Иван Степанович написал: он бы очень хотел побывать у друзей в Кинделях, но смущается, не стеснит ли семью комбайнера.

«Вот это уже нехорошо, — журит своего друга в ответном письме Тертичный, — пожалуйста, не стесняйтесь, у нас все есть. Есть и своя хата. Правда, семья у меня, как вы знаете, большая, но, думаю, что не будет тесно. Не зря же говорят, чтобы двум друзьям было хорошо, достаточно игольного ушка».

Ужик собирается в дорогу. У него нет лишних денег. Но он знает выдержавшую проверку временем народную мудрость: «Дружба дороже денег». И ничуть не огорчается по поводу непредвиденных расходов. Его супруга Евгения Александровна готовит подарки, пусть скромные, но обязательно каждому из большой семьи Тертичных, чтобы никто не остался в обиде.

Жарким летним днем Иван Степанович оставляет Черновцы. Человек, которому уже за шестьдесят, едет в душном вагоне за три тысячи километров, совершает хлопотные пересадки на переполненных пассажирами железнодорожных станциях, трясется в кузове грузовика по пыльной степной дороге, чтобы увидеться с другим человеком, ближе узнать его, пожать ему руку, сказать теплые слова привета… И вот они сидят рядом — житель украинских Черновцов и житель оренбургских Кинделей и ведут себя так, как будто бы век знали друг друга.

…Рано утром комбайнер начал собираться в поле. Поднялся и гость. Но Тертичный в форме, не допускающей возражения, предупредил его, что на комбайн не возьмет, гостю надо отдохнуть. Когда Тертичный уезжал, Ужик сказал утешительно хозяйке дома Пелагее Михайловне:

— Не взял, и пусть. Я снова сегодня возглавлю ударную строительную бригаду.

Весной сильно разлилась речка Кинделя, вышла из берегов, залила двор Тертичных и размыла выстроенную из самана баню. Сергей Степанович сложил стены бани, сделал крышу, но внутренние работы закончить до уборки не мог. Гость в те дни, когда оставался дома, вместе с хозяйкой сложил печку, обмазал глиной изнутри стены. Осталось настелить полы. За это-то дело и взялся теперь Ужик. Надо сказать, что он не чувствовал себя в Кинделях посторонним человеком, а с первого же дня окунулся в заботы и дела комбайнера и его семьи, работал на комбайне, колол дрова, заготавливал сено для коровы…