Франц Таурин - На Лене-реке

Андрей пожал заведующему толстую потную руку и вышел. Нельзя сказать, чтобы разговор обрадовал его. Но иного выхода не было. Надо ждать. Такое же указание получил он из Приленска от начальника управления: «Без машин не возвращайся». Да если бы этого указания и не было, не в характере Андрея отступаться от дела, не закончив его.

База находилась в Заречном районе, около вокзала.

Андрею спешить было некуда, и он, миновав трамвайную остановку, медленно пошел по Ангарскому мосту. И как всегда, когда у него было время, на середине моста остановился и долго стоял, любуясь красавицей Ангарой.

Стремительный поток рассекался бетонными опорами моста на тысячи переплетающихся струй. Изумительная прозрачность ангарской воды раскрывала всю глубину потока, и сквозь изумрудные струи отчетливо виднелись отшлифованные течением камни на дне реки.

Андрей стоял восхищенный и покоренный красотой и мощью реки. Он знал, что уже давно разрабатывается проект ангарского каскада, и пытался представить, как изменит пейзаж будущее строительство.

«Если бы не война, уже построили бы, — думал он. — Ну ничего, теперь построим… А там дойдет очередь и до нашей Лены…» И мысли его перенеслись к той далекой, такой не похожей на эту, но также по-своему прекрасной, величавой, могучей северной реке.

Облокотившись на чугунные перила моста, стоял он, погруженный в воспоминания, не замечая, что ветер давно уже растрепал его светлые волосы, и только грохот проходящего трамвая вернул его к действительности.

Вечер был так хорош, что идти в гостиницу, в узкий, похожий на ящик номер, не хотелось. Миновав мост, Андрей свернул направо, на берег реки, и пошел к парку. Там зажгли огни, но в не успевших еще сгуститься сумерках они были почти незаметны и едва пробивались сквозь густую, по-вечернему посеревшую листву деревьев.

Андрей свернул в парк и медленно, походкой человека, идущего без определенной цели, обошел аллеи и остановился у фонтана на центральной площадке. В фонтане не было ничего примечательного, и Андрей уже собрался идти дальше, как вдруг его окликнули.

Он обернулся. Перед ним стояла Людмила.

Это было так неожиданно, что он даже вздрогнул.

Да, перед ним стояла Людмила. Одетая в темное вечернее платье, она показалась очень тонкой, даже хрупкой. Она все еще была очень красива, но черты ее лица стали резче, и в самой красоте проступил еще почти неуловимый, но уже чувствующийся оттенок увядания. Такими бывают осенние, поздние, начинающие блекнуть астры. Потом, когда Андрей пристальнее всмотрелся в лицо Людмилы, он понял, что создавало это впечатление, — в уголках искусно подведенных глаз, по-прежнему живых и даже еще более блестящих, проступила частая сеточка мелких морщинок.

— Меньше всего я думала встретить здесь тебя, Андрей, — сказала Людмила.

— Да, это действительно неожиданная встреча, — он попытался улыбнуться. — Ты живешь в этом городе?

— Нет, — покачала головой Людмила, — я живу на колесах, — она невесело усмехнулась. — В городах я выступаю.

— Выступаешь? — переспросил Андрей.

— Ну да. Я и сейчас иду на концерт. Видишь, и ноты со мной, — показала она сверток Андрею. — И, как всегда, опаздываю. Артисты наши уже волнуются. Ну, а ты как?

Андрею послышалась усмешка в вопросе, и он вяло ответил:

— Да все так же. По-прежнему.

— Ну, прежде ты скучать не любил, — усмешка прозвучала еще сильней, и Андрей, досадуя на себя за то, что его это задевает, ответил уже с оттенком вызова:

— Скучать мне и теперь некогда.

— И с кем же ты теперь не скучаешь? — она подчеркнула это «не».

И как ни странно, именно эта попытка Людмилы уколоть его вызвала у Андрея прилив острой жалости к этой на вид такой независимой и гордой женщине. Он понял, что Людмила не только не нашла своего счастья в жизни, но даже потеряла надежду найти его и что ее самоуверенный вид — это только защитная маска, дань жестокой необходимости. Он имел право жалеть ее: он-то ведь еще ждал и надеялся, возможно, это было наивно, но все же у него была надежда. А надежда — великое дело.

Но живое человеческое сердце не может ограничить себя только надеждами на будущее, оно жаждет отклика в настоящем, и было такое мгновение, когда Андрей готов был сказать об этом Людмиле, и она готова была услышать его слова.

Но он не сказал ничего.

— Прости меня, я должна идти, — сказала, наконец, Людмила и протянула Андрею руку. — Извини, что я не приглашаю к себе. Мы с концерта едем прямо на вокзал. Наш поезд уходит вечером.