Кирилл Голованов - Море дышит велико

На следующий день, пересаживаясь с поезда на поезд, Яков отдал последние 54 рубля за пачку «Беломора». Нервные очереди у сберкасс отринули транзитника, не признавая. Рочин закомпостировал сидячее место и поехал дальше, уповая лишь на свой мыльный паек. С карточками или без, мыло в магазинах пока не продавалось, а натурального обмена на станционных базарах никто не отменял.

А всего горше было по приезде на место. Сопляком бы куда ни шло, можно и зайцем на трамвае, но кондукторша станет срамить флотскую форму. И Яков двинулся пехом. По сторонам пути тянулись заборы, за ними переплет толстых труб, и в нос шибало вонью, а сквозь неё чудилось привычное: разогретый мазут, минеральное масло, веретёнка, каленый металл — точно так и на корабле. Рочин принюхался и впервые затосковал. Куда поехал? Зачем?

У трамвайного кольца город отступил. Справа заблестело теплое море, а по всей округе разбежались вышки. Сквозные вышки в переплете железных ферм, высокие, как мачты, створились и отступали, точно эскадры маневрировали по степи. И Яков подумал, что «Торок», верно, в походе, сняты чехлы с орудий и дульные пробки, а навстречь летят брызги и заливают стволы. Соленые брызги. Только отвернись — и, пожалуйста, ржавчина. Долго ли пушку загубить?

То ли усталость брала свое, то ли просто брюхо забунтовало от скудного дорожного корма, — всю дорогу ел печеную картоху с огурцами и кукурузные початки с блестящими, как зубы, зернами, — а на душе у Рочина стало смутно, и он почти не удивился, услышав рыдание медных труб. Несли на плечах обтянутый кумачом гроб. На крышке морская фуражка и кортик. Во главе венки и награды на красных подушечках.

— Кого провожают? — спросил Яков у случившегося рядом мичмана, но тут у подъезда в сторонке заметил знакомый «оппель» с помятыми крыльями и выбитым лобовым стеклом. Всё стало ясно и так.

— Машину нашли в кювете, — объяснил мичман. — Самого за рулем, а затылок разбит. Похоже — гаечным ключом…

— Пассажиры?

— Он всегда подвозил, никому не отказывал.

— На что польстились?

— Обыкновенно: деньги, документы и с тужурки ордена…

— А эти? — показал Яков на красные подушечки.

— Взаймы собрали — шапкой по кругу…

Всякое бывало в бурной судьбе Бориса Александровича Терского. Его щедро награждали, опять же за дело лишали всего, и всё возвращалось, потому что был он, несмотря ни на что, лихим и знающим моряком. Главное, он умел побеждать, даже в «ботиках» на Рыбачьем. И вот уже не вернуть ему ничего.

Почётный караул салютовал залпами из карабинов, но холостые винтовочные выстрелы звучали жидко. И бывший старшина первой статьи Яков Рочин тоже бросил в могилу горсть сухого гравия. От себя бросил, от командира, капитана третьего ранга Выры, который помогал списываться с покойным «капразом», от гидроакустика Захара Тетехина, от всей братвы, оставшейся в живых потому, может, что повезло им набраться у покойника ума-разума. Камешки стукнули по крышке гроба с гулким откатом и отозвались в душе старшины залпом главного калибра. Потом Яков повернулся и двинул к вокзалу, обратно пешком. По дороге читал объявления: «Требуются… требуются…» Гораздо труднее было найти крышу над головой.

Пробавляясь случайными заработками, Рочин мотался по стране из города в город. Женщин он избегал, дичился. А без этого где ночевать? Только и оставалось — в залах ожидания на вокзалах. Благо документы были в порядке и патрули не выгоняли. Без профессии, без родственников, без друзей оказалось не просто укорениться на «гражданке». Яков понял, это всё идет от корней, и подался в Архангельск, где, можно сказать, любой угол знаком. Но и этот город встретил не как родного. В Соломбале на судоверфи ему сказали: «Комендор палубный для нас не профессия. Желаете учеником слесаря?» На лесопилках брали в подсобники, и повсюду обещали общежитие, которое хотя и похоже на кубрик, только порядку нет. Были бы деньги, может, и вы́ходил Яков чего подходящее. А на пустое брюхо первая забота — аванс. В рыбакколхозсоюзе принимали на сейнер едва не зуйком. На торговом флоте надо ждать заграничную визу.

И чего ради? Соглашались оформить матросом второго класса, специалистом по гальюнам.

Усталый, замотанный Рочин шел проспектом Виноградова, соображая, где бы поспать, и вдруг около цирка к нему прицепился постовой:

— Ваши доку́менты!

Голос показался знакомым Якову, да мало ли что померещится с голодухи. Настырный милиционер стал поперек пути, вот и пришлось послать его туда, куда Макар телят не гонял.