Вильям Козлов: Услышать тебя

— Шикарные девочки… — подсказала Лиля.

— Я ведь не давал монашеского обета, — улыбнулся Роберт.

Глядя на это длинное, лишенное всякого выражения лицо, на пустоватые глаза, тонкие губы, Лиля вдруг почувствовала облегчение. Это хорошо, что они сегодня увиделись. Что, кроме обид и слез, дал ей этот самодовольный парень? Даже сейчас, за несколько минут до отхода поезда, пялится маслеными глазами на хорошеньких женщин. Сколько раз она хотела забыть его! Случалось, не встречались месяц, два, потом он как ни в чем не бывало появлялся и все начиналось сначала. Как она ненавидела себя за то, что все прощала ему, но ничего поделать с собой не могла. А он знал, что она не прогонит, и только улыбался своими тонкими губами, когда она плакала и говорила ему, что он подлец, что она не хочет его больше видеть. Ему нравилось, что она страдает, плачет из-за него. Однажды Лиля услышала, как он, подвыпив, сказал своему приятелю:

— Лилька привязана ко мне, как собачонка… Свистну — тут же прибежит!

Когда он в следующий раз «свистнул», она не прибежала. Она твердо решила больше с ним не встречаться. Тогда он сам пришел. Он всегда приходил к ней. Рано или поздно. Когда нужно, он становился ласковым, заботливым и нежным. Даже цветы приносил. Клялся, что любит ее, а остальные девушки — это все мимолетные интрижки. Чепуха на постном масле, как он говорил.

Связывало их и то, что они вместе приехали из Андижана в Москву. Лиля поступила в МГУ на факультет. журналистики — этот факультет тогда считался самым модным, а она закончила школу с золотой медалью. Он — в институт авиаприборостроения.

В тот первый год, когда еще не было знакомых в Москве, Роберт был необходим ей. Кстати, в первый год и он тянулся к ней и был совсем другим, а потом… Потом их отношения стали мучительными и тяжелыми. Большой город изменил его неузнаваемо. Он стал циником и снобом. Она продолжала любить его, а он принимал это как должное и считал, что она никуда от него не денется. Да, пожалуй, так оно и было. Роберт обнаглел до того, что стал знакомить ее со своими новыми девушками, а потом хвастаться победами над ними… И если замечал, что Лиля страдает — а она старалась скрывать свои чувства, — то так и светился какой-то садистской радостью.

Вот он стоит на перроне, напыжился, думает, что неотразим. И на проходящих мимо женщин поглядывает, как на свою собственность… Что, спрашивается, она в нем нашла? Неумен, развязен и вовсе не красавец, хотя и воображает, что похож на молодого Жана Габена. Да и чем он живет, чем интересуется? Разве что заграничными вещичками и девочками. За три года, что они в Москве, всего два раза были вместе в театре. Собраться где-нибудь «на хате», как он говорит, выпить, поплясать под джаз… И это ничтожество превратило ее в покорную рабыню!..

Наверное, в глазах ее появилось что-то незнакомое, потому что Роберт взглянул на нее раз, другой, потом обеспокоенно спросил:

— О чем ты думаешь, мышка?

Он иногда называл ее «мышкой», хотя ей это и не нравилось.

— Об эмансипации… — сказала Лиля.

— Что еще за эмансипация?

— Не стыдно, студент третьего курса не знает, что такое эмансипация!

— А-а… — протянул он. — Свобода женщине. Равенство с мужчиной… Странные мысли приходят тебе в голову.

Мимо вагона вперевалку пробежал толстый мужчина с огромным рюкзаком за спиной и зачехленными удочками в руке. С лица катился пот, он тяжело отдувался. Мужчина задел рюкзаком Роберта и даже не заметил. У Роберта лицо стало злое, маленькие глаза сузились. Он стряхнул со светлого модного пиджака невидимые пылинки и пробормотал сквозь зубы:

— Хам, даже не извинился.

— Сейчас поезд отправится, — торопливо заговорила Лиля. — Слушай внимательно, что я тебе скажу…

— Не люблю, понимаешь, хамства, — не мог успокоиться Роберт. — В метро толкаются, в автобусе на ноги наступают…

— Кто бы говорил о хамстве! — сказала Лиля. — Так вот, дорогой Робик. Я уезжаю на два месяца. Не ищи меня…

Роберт презрительно хмыкнул. Сколько раз он слышал все это. И Лиля поняла, что слова тут не помогут, он просто не верит ей…

— Я теперь поставила точку, — устало сказала она. — Это конец, Роберт.

Он вытащил сигареты, красивую зажигалку, конечно заграничную, и закурил. Лицо его было невозмутимым.

— За этим ты позвала меня сюда? — затянувшись и выпустив дым, спросил он.

Вагон мягко тронулся. Роберт с сигаретой во рту исчез, а вместо него прямо на Лилю уставился дежурный в красной фуражке. Лиля успела заметить, что нос у дежурного очень большой и блестит, будто маслом смазанный.