Чикой — одна из тех рек, которые для Байкала собирают по темным таежным распадкам холодные родники. И вода Чикоя светла, как стекла фотографической оптики. Из кабины вертолета видны камни, коряги-топляки, наносы песка, зеленые облака тины на дне реки. И даже редких тайменей видно на светлом фоне песка.
Вертолет МИ-1—зеленый кузнечик с толстеньким пузом — забирает вправо и вверх. Река круто уходит в сторону. Теперь над нами — гольды Чикоконского хребта. Острые скалы, никогда не тающий снег, зеленые дымки кедрового стланика, сумные заросли листвяка в распадках. Ломаные волны гольдов уплывают за горизонт, прячутся в теплых сизых туманах. Пилот Юрий Скляр что-то кричит сквозь стрельбу и грохот цилиндров двигателя, делает жест рукой.
Озеро!
Оно лежит меж корявых нагромождений льда, камня и леса куском зеленого целлулоида. Я вижу, какое оно круглое, холодное и глубокое. Только у самой стены гольда мягко желтеет сквозь воду песчаная отмель. Чуть правее — канава врезалась в кочкастые берега. На отмель и в эту канаву один раз в году заходит таинственная высокогорная рыба озера.
Вертолет резко теряет высоту, я навожу вниз объектив кинокамеры. Скляр делает круг над озером. Шершавое и крутое брюхо гольда, скалы, кипящая вода, кочкарник, сахаристо-белое поле льда, водопад, ватные комья кедровника… И вдруг вертолет напуганной птицей кидается прочь от озера, несется через хребет к Чикою. А уже фиолетовый предзакатный дым ползет по изгибу шара земли.
Когда машина мягко ткнулась на поляну возле улуса Семиозерье, все это показалось сном: глубинная зелень вод озера, плеши и снег гольцов, бегущий по кочкарнику лось, шлейф водопада.
— Вы видели, — сказал Скляр, выключив двигатель, — без проводника там не сесть. А потом инструкция: одного в таких местах высаживать запрещается. Подвел нас этот черт Новиков!
— Я возьму здесь коней и проводника, — говорю я и тоже ругаю Новикова, лесничего, которого мы не нашли в Харцаге.
Скляр протянул мне ракетницу и четыре патрона к этой штуковине.
— А ровно через десять дней я прилечу за вами на озеро, — сказал пилот. — Найдете площадку, посадочный знак поставите. Ракета — для всякой крайности.
Вертолет шумно загрохотал, подпрыгнул, смешно качнулся зеленым пузом и кинулся догонять последний солнечный луч. Только сейчас я заметил, что на бугре за лужайкой полно ребятни и среди них — ни одного взрослого. Это значило: неудачи этого дня не кончились, худшее впереди. Самый храбрый из мальчиков подтвердил мою догадку:
— Все поразъехались. Только один дядя Моксор дома. Вон он идет сюда.
— Сайн байну! Мэндэ-э-э, — закричал Моксор издали. — Старый знакомый, однако?
Куча пожитков, оставленных вертолетом среди лужайки, сильно удивила Моксора. Там лежали: спальный мешок, ящик с консервами и печеньем, надувная лодка, кинокамера, мешок сухарей, капроновая сеть, три фотоаппарата, телогрейка, ящик с кино- и фотопленкой.
— Жить приехал? — сказал Моксор. — Шмоток много.
Мы опустились на мешок с лодкой, и я подвел невеселые итоги дня и всей прошлой недели: не вовремя загорелись леса, и Скляр подбирал в тайге сброшенных с самолета пожарников. Из-за этого вертолет пришел в Харцагу с опозданием на четыре дня.
Харцагинский лесничий Новиков, еще зимой предложивший полет на озеро-загадку и назначивший точный срок, ждал все эти четыре дня, а на пятый отчаялся и ушел в тайгу.
— Коня я дам, — сказал Моксор. — А проводника и тут не найдешь. Мужики разъехались: кто скот пасет, кто дальние покосы смотреть ушел.
— А ты сам ходил на Шэбэты?
— Как же! — сказал Моксор. — Двадцать четыре года тому назад, пацаном. С дядькой зверя там били.
— Вот и пойдем с тобой. Фильм снимать будем, рыб наловим.
Моксор шлепнул ладонями по своим толстым коленям и весь затрясся от хохота:
— «Форель озера Шэбэты», а? Да там сроду никакой рыбы не было. Мертвое озеро. Долон-Нур, Семь Озер наш улус называется. В гольцах вокруг улуса много мертвых озер. Зачем врать в газете?
В самую рану Моксор угодил своим хохотом. «Форель озера Шэбэты» — так была озаглавлена в газете моя заметка. Я написал ее по рассказам охотника Гриши Юколова и Новикова — лесничего из Харцаги. Но в редакцию позвонил старый геолог и стал сердито доказывать, что в Шэбэтах нет рыбы и быть не может: он сам две недели жил в гольцах Чикоконского хребта возле этого озера и хоть бы один всплеск увидел!
— Объективы фотоаппарата и кинокамеры правду не скроют, — сказал я Моксору. — Ты сам увидишь, сколько там рыбы.
Читать дальше