— Турисыт не ходит по одной-де тропе дважды, — вставляет Чохтоо, — не ходит. Но, но!
В речи эвенков угадывается оттенок угрозы, но Андрею весело:
— Я тебя на Липриндо видел, Дюдувул. В прошлом году. Начальник еще к тебе приезжал, заставлял рыбу ловить. А у тебя сеть запуталась, ты разозлился и всю сеть изрубил топором в лапшу. Это была картина!
Андрей смеется. В глазах скачут синие искорки, и золотыми пружинками прыгают волосы на голове. Зубы белые — снег на гольцах в конце августа.
Дюдувул помнит: было такое, порубил сеть! Шибко злой тогда был. А теперь смеется. Пропала вся настороженность. Дюдувул смотрит на рыжего парня и громко смеется. Чохтоо веселится, щерит желтые табачные зубы. Робко хихикают Чэкэрэк и Аярик, разглядывая гостя. Шилборок вышла из палатки и тоже хохочет.
— Нонче-то сохатый порвал сеть рогами, но-о! — подливает масла в огонь Дюдувул, мотает головой и машет руками, показывая, как злился сохатый, с сетью дрался.
От хохота вздрагивает хвоя лиственниц. Олени перестали щипать траву, смотрят удивленными глазами в сторону стойбища. Дюдувул вдруг делается серьезным.
— Нонче-то председатель на вертолете был, опять заставлял ловить рыбу. Дюдувул не рыбак, охотник. Когда один человек берется делать зараз два дела — лентяем станет. Пусть Васька Гыргенов ловит рыбу, все равно не пасет оленей — спирт лохчит.
— Когда на одну ногу натягивают второй унт, унт порвется, — поддакивает Чохтоо.
— Дюдувул хороший охотник, — с детской простотой хвалит себя Дюдувул, — соболей два плана принес. Хорошее радио дали — премию. А все равно будут ругать Дюдувула: рыбу не ловит. Хороший человек в глазах начальства не бывает хорошим. Васька Гыргенов хороший…
Дюдувул плюет. В радио кричит много народу: мячик пинают. Двое-трое пинают мячик, а много народу сложили на коленях руки — смотрят на мяч. «Десять тысяч пар глаз устремили свой взор в центр поля», — хвастает дареное радио. Каждый человек поймает по одной рыбе тайменю, считает Дюдувул, выйдет десять тысяч рыбин! Гора величиною с Кодар. Но они сидят, смотрят мяч. Одни пинают мяч, другие ходят и ходят, а хунта делает пушки. А такие, как Васька Гыргенов сидят и пьют спирт — голова пухнет!
Андрей нашел в кармане крючки. Только и осталось богатства: перочинный ножик и рыболовные крючки в бутылочке из-под пенициллина. Все остальное вместе с рюкзаком ухнуло в пропасть.
— Пойду, побалуюсь, — говорит Андрей и просит для лесы суровую нитку или кусок капроновой жилки.
— Во, жилка! — выходит из палатки Чохтоо с мотком в руке. — Настоящая, оленья: шигда.
Андрей пробует — крепче капроновой. Шигдой женщины унты шьют, объясняет Чохтоо. Но и для лесы годится, поди.
Андрей срезает ветку для удилища и уходит по речке вниз. По кустам тихо крадутся обе девочки — Чэкэрэк и Аярик. Дюдувул велел смотреть, куда пойдет парень и что будет делать. В далеких землях нет мира, нельзя никому верить. «Хунта…Ирландия…Израиль», — говорит радио.
Дыбятся горы Кодара. Гудят. Вечная песнь жизни и смерти. Вечная тень радости и печали. Кодар — жестокий и добрый. Кодар, который отнял у Андрея любовь и теперь дает ему силы. Щербатые камни высот скребут облака. Сливаются в белое дым облаков и вечные снега гольцов, где не обитает живое. Редко-редко пройдет лишь загадочное животное — снежный баран.
Между высотами — седловина. Там угадывается оленья тропа. Тропа диких оленей. По этой тропе ушла любовь. Ушла в рубчатых горных ботинках и брезентовых джинсах. Ушла перевалить Кодар, а он, Андрей, остался со стертой ногой у камня, возле которого упражнялся с бубном шаман-любитель, молодой тунгус с речки Курунг-Урях.
И вот теперь Андрей третье лето прилетает из Минска — «с другого края земли» — в Чару, чтобы одолеть Кодар, стать самим собой. Или чуть выше! «Надо быть выше», — говорят про униженных.
В кустах хихикают Чэкэрэк и Аярик. Андрей смешно хлопает себя по щекам и шее — ловит паутов для наживки. Прыгают в бочаге цветастые рыбы — хариусы, ловят мух, паутов и бабочек, упавших на воду. Падает на струю паут с крючком — бросок цветной молнии, вода бурлит. Сгибается в колесо ивовое удилище. В руках Андрея — холодная рыба. Поднебесный гольцовый лед. Запах льда. Настоящая удача всегда цветастая, но холодная. Как дождь для сухого поля. Лед и мудрость. «Истинная мудрость отдает холодком», — сказано древним. Вода холодна и прозрачна. Рубиновые плавники хариусов дрожат в струях. Струи — струны. Река — гитара. Басовито поет в камнях, толкутся в хороводе рыбы. На крючок они кидаются с жадностью. Андрей бросает в траву тяжелых рыб — одну за другой. В сонной траве зундят мухи. У себя за спиной Андрей слышит возбужденный шепот Чэкэрэк и Аярик. Хочется ему хоть одним глазком увидеть Аярик — дивная! Но Андрей чувствует: один шаг в ту сторону — и девушки прошумят в чаще, как ветер.
Читать дальше