Евгений Нечаев - Под горой Метелихой [Роман]

Мухтарыча меньше всего занимал вопрос о том, кто подписал газету. Держа развернутый лист обеими руками и склонив седую голову, он долго разглядывал снимок. С газеты на него задумчиво смотрело морщинистое сухое лицо с клинышком сивой бороды. Оно также было обращено несколько вбок и книзу, как будто старик к чему-то еще и прислушивался.

За всю свою долгую жизнь Мухтарыч впервые видел свое лицо на снимке. Всё равно, если бы не было здесь и Андрейки, он сам бы узнал себя: много лет подряд, умываясь по утрам из бадейки или припадая в полдень к лесному ручью, он видел этого морщинистого старика со скошенным лбом и широкими надбровными дугами. На левой щеке, от виска до подбородка, старый стянутый шрам — след казачьей нагайки. Давно это было…

— Ну дай же, дедушка, я тебе прочитаю! — не отставал Андрейка. — Тут, знаешь, как здорово про тебя написано!

— Про это? — Мухтарыч приставил палец к своей щеке.

— Нет, про бандитов! Как ты пистолета не испугался!

Мухтарыч сидел в той же позе, склонив голову и надолго прикрыв глаза синеватыми тонкими веками.

— А как Андрон, дедушка твой, до колхоза еще в гости меня звал на большой праздник? Есть? — спросил он очнувшись.

Андрейка покрутил головой.

— А как учитель, Николай Иваныч, тоже до войны еще, вот такой пузырек лекарства мне приносил?

— И про это нет.

— Э-э… Ну, ладно, читай!

Илья Ильич, председатель константиновского колхоза «Красный Восток», ехал лесной дорогой со станции. Колеса рессорной брички мягко шуршали по прибитой дождем песчаной дороге. Лошадь трюхала неторопкой рысцой, местами сбивалась на шаг, да Илья Ильич и не понукал ее. Чего торопиться попусту? К утру приедет домой, и ладно.

На станцию ездил он с хлебным обозом. С приемного пункта лично позвонил в Бельск Скуратову и в редакцию газеты: первый обмолот, с полевого тока — государству! Немного, правда, — десять подвод, но с флагом, с гармонью. И на приемном пункте не удержался Илья Ильич: перед весовщиками и сторожем выступил с речью. Главное — задать тон! Первая борозда на весенней вспашке, первый сноп, первые пуды нового урожая — всё у него. «Красный Восток» был и есть в авангарде. «В первой цепи штурмового батальона героев тыла», — написано было совсем недавно про Илью Ильича в газете. И завтра еще вот будет статья. Главное — дать запал! Потом можно не торопиться. Районные власти займутся отстающими, разъедутся по отдаленным колхозам, а Илья Ильич тем временем смахнет лобогрейками пару гектаров овса на корм лошадям, для виду засеет клинышек озими, зяби немного ковырнет. И опять — в авангарде! Остальное свезет зимой. А может и так получиться, что план по району окажется выполненным, тогда те же самые, плановые для «Красного Востока», центнеры будут привеском району. Кто сдал? Илья Ильич! Думать надо. Уметь!

После ссыпки хлеба в лабаз Илья Ильич отправил возчиков домой, а сам задержался в пристанционном буфете; выпили по маленькой с главным бухгалтером конторы «Заготзерно». Человек этот нужный, как и председатель потребсоюза, как и главный лесничий, как и сам Антон. С косушки не обеднеешь, а при всякой заминке в хозяйстве всегда будет тебе поддержка. Это тоже со счета не сбрасывается, не зря говорят в народе: «Не имей сто рублей…»

Проводив до дому приятеля, Илья Ильич еще с полчасика посидел в буфете, теперь уже с самим заведующим этим заведением. К бричке вышел со свертком под мышкой — пару селедочек, кулек сахарку. Тоже оно не вредит.

Как раз в это время на станции остановился длиннющий эшелон. Паровоз, отдуваясь и всхрапывая, отполз к поворотному кругу и задом попятился к прокопченным воротам депо. На смену ему вышел другой, а пока осмотрщики вагонов простукивали молотками колеса, подливали масла в буксы, Илья Ильич любопытства ради прошелся взад-вперед по перрону.

На платформах стояли подбитые немецкие танки, сваленные в кучу покореженные броневики с крестами на покатых стальных бортах, погнутые и развороченные пушечные стволы, — всё опаленное, с облупившейся краской, рваное.

«Не иначе, всё еще с Курской дуги вывозят, — подумал Илья Ильич. — А может, теперь уж из Крыма, из Польши? Добренько поработали, добренько!»

В хвосте эшелона на огромной железной платформе понуро стоял обгорелый танк-великан КВ, без гусеницы и с проломленной башней. Длинный ствол его пушки был опущен книзу и в сторону, как будто этому танку было не по себе в компании иноземных пришельцев. Когда-то он с ходу давил эти самые пушки, вжимал в землю коробки броневиков, многотонной грохочущей громадой наваливался на огрызающегося «фердинанда», опрокидывал лобовым тараном размалеванных «тигров», и вот теперь вместе с ними едет на переплавку.