Раиса Белоглазова - Ритка

Короче, расстались по-доброму. Они все же усадили Ритку в трамвай, подождали, пока он тронется.

Ритка ехала, припоминала березы, вид с обрыва, слова и выражение лица Андрея. В неровном свете костра оно казалось грубоватым: глубокие глазные впадины, крупный нос, твердые губы. И старалась не думать о том, что Валерка теперь, конечно отправился домой, а Андрей с Томкой остались вдвоем… О том, что ожидает дома, как-то не думалось.

Дома было тихо. Отец с Димкой уже спали. Мать на кухне, застелив стол газетами, штопала отцовы брюки. Она не сказала ничего, не напомнила, что уже поздно, и это означало, что она обиделась уж до такой степени, что дальше некуда.

Но и это как-то не задело. Возможно, потому, что тоже еще не забылась обида на мать: зачем она рассказала отцу о том, позднем возвращении Ритки? Обязательно было говорить? Расскажет опять? Ну и пусть рассказывает!

Ритка поела пустой, без мяса, лапши и отправилась спать. Но не спалось. Лежала и смотрела перед собой в потолок. В полусвете с улицы, из незавешенного окна, — мать все никак не могла выкроить денег на шторы, — потолок казался еще ниже. Первое время Ритка никак не могла привыкнуть к тому, что у них в квартире такие низкие потолки. А теперь уже и не замечала. Ко всему, оказывается, можно привыкнуть.

Пусть мать думает что угодно, однако Ритка не намерена больше тетешкаться с Димкой, проворачивать в квартире грязь после попоек отца с дружками. Пусть уж этим занимается мать, если ее это устраивает. А с нее, Ритки, довольно!

Скорее бы дотянуть девятый класс! Можно устроиться на работу. Хотя… ей, Ритке, еще только пятнадцать. Это она Андрею сказала, что шестнадцать и что учится она, как и Томка, в десятом. Могут не принять на работу. И все равно, нет у нее больше сил. Вот Катя! Счастливая! Да и другие ребята… Почему она, Ритка, должна жить так?

Сходить разве к Валентине Михайловне? Поговорить, посоветоваться.

Она по-прежнему преподает в Томкиной школе русский и литературу. Когда-то Ритка говорила этой учительнице все. Валентина Михайловна знает и про отца. А как она ведет уроки! И не заметишь, как пролетят сорок пять минут. Конечно, надо сходить к Валентине Михайловне! Она что-нибудь подскажет.

А Андрей хоть и подчиняется Томке, а о ней, Ритке, заботится. Пошел искать в лесу. И проводить ее ему очень хотелось. Томка настояла на своем. Как ей это удалось?

На другой день Ритка проснулась поздно. Вспомнила, что воскресенье, и повалялась еще. Хотя нужно было бы встать и приняться за уроки. Почему-то ничего не шло в голову.

Заглянула мать, вероятно, хотела отправить ее куда-то но увидела, что она занимается, и оставила в покое.

Кое-как досидела с учебниками до трех, а потом стало невмоготу. Наспех, пока не заметила мать, набросила пальто и шмыгнула в дверь. Куда едет, сообразила уже в трамвае. Томка будет ей, вероятно, не очень рада. Прошлый раз она все злилась. Ну и пусть! Может, придет Андрей. Воскресенье же…

Томка валялась в постели. Вялая. Под глазами синие круги. Не удивилась. Даже наоборот, заговорила сразу о том как хорошо было в лесу. Поинтересовалась:

— Ты уроки уже сделала? Хорошо тебе! А я еще не бралась.

Андрей пришел, когда Ритка уже совсем потеряла надежду. Сидела, делая вид, что увлеклась вязанием, обнаружив у Томки на подоконнике клубок шерсти со спицами. Это оказалось довольно трудным занятием, и Ритка подивилась про себя терпению Кати, которая могла просидеть за вязанием вечер.

Томка хмуро, еле шевелясь, перебирала у стола учебники. Больше для вида, чтобы не ругалась мать. Она как-то по-особому посмотрела на Андрея, когда он вошел. Ритка не успела обдумать: как, Андрей обрадовался шумно и откровенно:

— Рита! И ты здесь?

— Она уже собралась домой, — объяснила Томка. — Она уже давно у меня.

— Посидит еще, — возразил Андрей.

И Ритка поняла, почувствовала, что ему и в самом деле не хочется, чтобы она уходила. Но поднялась, было неловко перед Томкой. Андрей тоже подался к двери.

— Я сейчас. Провожу Риту до калитки.

— Все бы ты только провожал, — по-бабьи проворчала Томка.

Но Андрей уже не слушал ее. Прошли через кухню. Андрей открыл перед Риткой дверь в сени. Спустились по крыльцу, вышли за калитку.

Синий вечер показался Ритке красивым хотя она, как и всегда в последнее время, сразу же почувствовала, что холодно уже совсем по-зимнему. Сказала Андрею:

— Простудишься.

Он вышел без куртки, в белой нейлоновой рубашке, простоволосый. Предложил вдруг, заглядывая в глаза: