— Пень, — сказал Степан. — Здорово пьяный?
— Еле на ногах…
— Кто с им?
— Его все… Хохлачи, танбовцы… Чуток Ивана Красулина не срубил. Тот хотел ему укорот навести.
Степан вскочил, стремительно пошел из палаты.
— Сейчас он у меня Могилев возьмет.
Утром Степана разбудил Матвей.
— Степан! А Степан!.. Подымись-ка!
— А?
— Подымись, мол.
Степан приподнял тяжелую хмельную голову, огляделся вокруг. С ним рядом лежала женщина, блаженно щурила сонные глаза. Баба молодая, гладкая.
— Ты кто такая? — спросил Степан.
— Женка твоя. — Баба засмеялась.
— Тю…
— Иди-ка ты отсюдова! — сердито сказал Матвей бабе. — Развалилась… дура гладкая…
— Степан, застрель его, — сказала баба.
— Иди! — прикрикнул Степан.
Баба выпростала из-под одеяла крепкое тело, сладко потянулась.
— Ох, ноченька!.. Как только я вытерпела?
— Иди, сказали! — закричал Матвей. — Бесстыжая…
— На, поцалуй мою ногу. — Баба протянула Матвею ногу.
— Тьфу!..
Степан толкнул бабу с кровати.
Баба засмеялась, взяла одежонку и ушла в другую избу.
Степан спустил ноги с кровати, потрогал голову.
— Помнишь что-нибудь? — спросил Матвей.
— Найди вина чару. — Степан поискал глазами по избе.
Матвей достал из кармана темную плоскую бутыль, подал.
Степан отпил с жадностью, вздохнул:
— Ху!
— Степан, нельзя так… — Матвей изготовился говорить долго и внушительно. — Этак мы не токмо в Москву, а куды подальше сыграем — в гробину, как ты говоришь. Когда…
— Где Васька? — спросил Степан.
— Где Васька?.. Кто его знает? Сидит где-нибудь так же вот похмеляется. Ты помнишь, что было-то?
Степан поморщился.
— Не гнуси, Матвей. Тошно.
— Будет тошно! С Васькой вам разойтися надо. Пока, до беды-то. Вместе вам ее не миновать. Оставь его тут атаманом — куда с добром! И — уходить надо, Степан. Уходить, уходить. Ты человек войсковой — неужель не понимаешь? Сопьются все с круга!..
— «Понимаешь», «понимаешь»… А не дать погулять — это тоже обида. Вот и не знаю, какая беда больше: дать погулять или не дать.
— Смотрите маленько. Да сам-то поменьше пей. Дуреешь ты — жалко до слез.
— Опять учить пришел?
Матвей на этот раз почему-то не испугался.
— Маленько надо. Царем, вишь, мужичьим собираисся стать — вот и слушай: я мужик, стану тебе подсказывать — где не так.
— Каким царем? — удивился Степан. — Ты что?
— Вчерась кричал. Пьяный. — Матвей усмехнулся. — А знаешь, какой мужику царь нужон?
— Какой? — не сразу спросил Степан.
— Такой, чтоб не мешал мужикам. И чтоб не обдирал наголо. Тут и вся воля мужицкая: не мешайте ему пахать землю. Да ребятишек ростить. Все другое он сам сделает: свои песни выдумает, свои сказки, свою совесть и указы свои… Скажи так мужику, он пойдет за тобой до самого конца. Дальше твоих казаков пойдет. И не надо его патриархом обманывать — что он вроде с тобой идет.
Степан заинтересовался.
— А вот здесь у тебя промашка, хоть ты и умный: он, мужик твой…
— Твой тоже…
— Хрен с им, чей он! Он свово поместника изведет и подумает: хватит, теперь я вольный. А невдомек дураку: завтра другого пришлют. А если он будет знать, что с им патриарх поднялся да царевич…
— Какой царевич?*
— Алексей Алексеич.
— Он же помер!
— Кто тебе сказал?
— Да помер он!
— Врут. Он живой… Царь с боярами допекли его, он ушел от их. Он живой.
Матвей внимательно посмотрел на Степана. Понял.
— Во-он ты куды. Ушел?
— Ушел.
— И к тебе пришел?
— И ко мне пришел. А к кому больше?
— Знамо дело, больше некуда. Про Гришку Отрепьева слыхал?
— Про Гришку? — Степан задумался, пораженный какой-то сильной, нечаянной мыслью. — Слыхал про Гришку, слыхал… Как бабу-то зовут? Женку-то мою…
— Ариной. — Матвей засмеялся.
— Арина.
Арина вошла, одетая в дорогие одежды.
— Чаво, залетка моя? Чаво, любушка…
— Тьфу!.. — обозлился Степан. — Перестань! Сходи передай казакам: пускай найдут Мишку Ярославова. Чтоб бегом ко мне!
Степан надел штаны, чулки. Заходил по горнице.
— А какой бог мужику нужен? — спросил.
— Бог?.. — Теперь Матвей задумался.
— Ну?
— Да вот думаю. Какой-то, знаешь, такой, чтоб мне перед им на карачках не ползать. Свойский. Как сосед мой… Был у меня в деревне сосед. Старик. Вот такого б…
— Что ж старик?
— Старик знатный. Тот говорил: я сам себе бог.
— Умный старик.
— Славный старик. Помер, царство небесное. Вот такого я б не боялся. А ишшо — понимал бы я его. Того вон, — Матвей посмотрел на божницу, — не понимаю. Всю жисть он меня пужает, а за что — не пойму.
Читать дальше