В городке дела хоть медленно, но подвигались к завершению.
В одно воскресенье Владимир Николаич пригласил Грушу к себе домой.
Шли принаряженные по улицам городка.
— Меня тут… некоторые знают… — предупредил Владимир Николаич, — могут окликнуть или позвать… куда-нибудь.
— Куда позвать?
— В пивную. Не надо обращать внимания. Ноль внимания. Я их больше никого не знаю, оглоедов. Чужбинников. Я сейчас опять на почете стал… Меня в приказах отмечают. Они злятся. Им же ведь все равно: уровень, не уровень — лезут!..
— А самого-то не тянет больше к ним?
— К ним?! Я их презираю всех до одного!
— Хорошо, — искренне похвалила Груша. — Это очень хорошо! Теперь жить да радоваться.
— Я и так пропустил сколько времени! Я бы уж теперь главным был.
— А теперь-то еще опасаются пока главным-то ставить?
— Я думаю, что уже не опасаются. Но дело в том, что у нас главным работает старичок… Он уже на пенсии вообще-то, но еще работает, козел. Ну, вроде того, что неудобно его трогать. Но, думаю, что внутреннее решение они уже приняли: как только этот козел уйдет, я занимаю его кабинет.
Пошли через городской парк.
Там на одной из площадок соревновались городошники. И стояло много зрителей, смотрели.
Владимир Николаич и Груша остановились тоже, посмотрели…
— Делать нечего, — негромко сказал Владимир Николаич, трогаясь опять в путь.
— А у вас, Владимир Николаич, я как-то все не спрошу, родные-то здесь не живут?
— Здесь! — почему-то воскликнул Владимир Николаич. — Тут вот в чем дело: они все на известном уровне, а я — отстал, когда принялся злоупотреблять-то. Ну и… наметилось такое охлаждение. — Владимир Николаич говорил об этом не сожалея, не огорчаясь, а как бы даже злясь на этих, которые «на известном уровне». — Но они об этом еще крупно пожалеют. Я им не… это… не мальчик, понимаешь, которого можно сперва не допускать к себе, потом, видите ли, допустить. У меня ведь так: я молчу, молчу, потом ка-ак покажу зубы!.. Меня же вот в районе-то все же боятся. Как выезжаю куда с ревизией… А дело в том, что меня иногда, как сильного бухгалтера, просят из других учреждений съездить обревизовать на местах. Как приезжаю, так сразу говорят: «Дятел прилетел!» Страх и уважение нагоняю. Меня же ничем не купишь. Сколько уж раз пытались: то барана подсунут, то намекнут, мол, шифоньер по заказу сделаем или книжный шкаф… Фигу! А один раз поехал в промартель, тут вот, километров за сорок, ну, сижу в конторе. Приходят: «Владимир Николаич, мы тут валенки хорошие катаем… Может, скатать?» Что ж, давайте, говорю. Я заплачу по прейскуранту, все честь по чести. Это не возбраняется. Ладно. Через два дня приносят валенки. Так они что сделали: чтобы угодить мне, взяли да голенища-то несколько раз — вот так вот — изогнули, изогнули… Раза в три слой получился.
— Как бурки?
— Как бурки, только это не бурки, а нормальные валенки, но с голенищами такая вот история. Ладно. Я помалкиваю насчет голенищ. Сколько, спрашиваю, стоит? Да ничего, мол, не надо. Кэ-эк я дал счетами по столу, как заорал: цена?! Полная стоимость по прейскуранту! И развернуть голенища, как у всех трудящихся!.. Я вам покажу тут!..
Прохожие, некоторые, стали оглядываться на них — Владимир Николаич всерьез кричал.
— Потише, Владимир Николаич, — попросила Груша. — А то оглядываются.
— Да, да, — спохватился Владимир Николаич. — Это не очень интеллигентно. Горячность чертова…
И вот пришли они домой к Владимиру Николаичу.
Этакая уютненькая квартирка в пятиэтажном кирпичном ковчеге… Вся напрочь уставленная и увешанная предметами.
— Ну те-с… вот здесь мы и обитаем! — оживленно сказал Владимир Николаич.
И стал вежливо, но несколько поспешно предлагать Груше: снять плащик шуршащий, болонью, сесть в креслице, полистать журнал с картинками с журнального столика на гнутых ножках… Вообще дома он сделался суетливым и чего-то все подхихикивал и смущался. И очень много говорил.
— Раздевайтесь. Вот так, собственно, и живем. Как находите? Садитесь. Я знаю, вы сейчас скажете: не чувствуется в доме женской руки, женского глаза… Что я на это скажу? Я скажу: я знаю! Не хотите? Журналишка… Есть любопытные картинки. Как находите квартирку?
— Хорошо, хорошо, Владимир Николаич, — успела сказать Груша.
— Нет, до хорошего тут еще… Нет, это еще не называется хорошо. — Владимир Николаич налаживал стол: появилась неизменная бутылка шампанского, лимоны в хрустальной вазочке, конфеты — тоже в хрустальной вазочке. — Хорошо здесь будет… при известных, так сказать, обстоятельствах.
Читать дальше