— Не надо, пусть смеется.
Пашка опять крепко зажмурился, но больше не получалось, не спалось.
— А вы чего не спите? — спросил он пожилого больного.
— Так… не хочется.
Помолчали.
— Вот вы принадлежите к интеллигенции, — заговорил он.
— Ну, допустим.
— Книжек, наверно, много прочитали. Скажите: есть на свете счастливые люди?
— Есть.
— Нет, чтобы совсем счастливые.
— Есть.
— А я что-то не встречал. По-моему, нет таких. У каждого что-нибудь да не так…
— Вот хочешь, я прочитаю тебе…
— Что, письмо?
— Нет. — Больной взял с тумбочки ученическую тетрадку. — Сочинение одного молодого человека…
— Ну-ка, ну-ка… — Пашка приготовился слушать.
— «С утра мы пошли с пацанами в лес, — начал читать больной. — Все были почти из нашего четвертого «б». Пошли мы сорок зорить. Ну, назорили яичек, испекли и съели. Потом Колька Докучаев рассказывал, как они волка с отцом видали. Мы маленько струсили. В лесу было хорошо. А потом мы хохотали, как Серега Зиновьев из второго «а» петухом пел. В лесу было шибко хорошо. Потом мы пошли домой. Мне мама маленько всыпала, чтобы я не шлялся по лесам и не рвал последние штаны. А потом мы ели лапшу. Папка спросил меня: «Хорошо было в лесу?» Я сказал: «Ох, и хорошо!» Папка засмеялся. Вот и все. Больше я не знаю, чего».
— А для чего это вы? — спросил Пашка.
— Это писал счастливый человек.
— Так какое же тут счастье-то? — изумился Пашка.
— Самое обыкновенное: человек каждый день открывает для себя мир. Он умеет смеяться, плакать. И прощать умеет. И делает это от души. Это — счастье.
— Так он же маленький еще!
— Ну, найдется кто-нибудь и большого его научит таким же быть.
— Каким?
— Добрым. Простым. Честным. Счастливых много… Ты тоже счастливый, только… учиться тебе надо. Хороший ты парень, врешь складно… А знаешь мало.
— Когда же мне учиться-то? Я же работаю.
— Вот поэтому и надо учиться.
— А вы — учитель, да?
— Учитель.
— Значит, вы счастливый, если вы учите?
— Наверно. Позови-ка сестру.
— Что, плохо?
— Нет, просто устал.
— Лиля Александровна! — позвал Пашка.
Вошла сестра и сделала учителю укол.
— Ну, вот теперь уснем, — сказал тот и выключил свет.
Пашка долго еще лежал с открытыми глазами, думал о чем-то. А как только стал засыпать, услышал голос Насти:
— Павел, иди ко мне.
…И опять снится Пашке сон:
Ждет его Настя на том самом месте, где встречала его во сне в первый раз.
— Здравствуй, Павел.
— Здравствуй.
— Как живешь?
— Ничего.
— Идеал-то не нашел еще?
Пашка усмехнулся.
— Нет.
— Помнишь сказку? — спросила вдруг Настя. — Бабушка тебе рассказывала…
— Про голую бабу, что ли?
— Да.
— Помню.
— Так вот, ты не верь: это не смерть была, это любовь по земле ходит.
— Как это?
— Любовь. Ходит по земле.
— А чего она ходит?
— Чтобы люди знали ее, чтоб не забывали.
— Она что, тоже голая?
— Она красивая-красивая.
— Хоть бы разок увидеть ее.
— Увидишь. Она придет к тебе.
— А если не придет? Ведь нельзя же сидеть и ждать, что придет кто-нибудь и научит, как добиться счастья. Будешь ждать, что придет, а он возьмет и не придет. Так и проживешь дураком. Правильно я рассуждаю?
— Правильно. А учиться можно не только в школе. Жизнь — это, брат, тоже школа, только лучше.
— И опять: если я буду сидеть и ждать…
— Зачем же ждать, — перебивает его Настя. — Надо искать. Надо все время искать, Павел.
— Так вот я ищу. Но я же хочу идеал!
Опять засмеялся белобрысый. Пашка проснулся.
Утро. Еще спят все. Пашка огляделся по палате. И вдруг ему показалось…
— Братцы! — заорал он.
Повскакали больные.
— Ты чего, Пашка? — спросил белобрысый.
Пашка показал на учителя, который лежит недвижно.
— Няня! — рявкнул белобрысый.
Учитель приподнялся.
— Что такое? В чем дело?
Все смотрят на него.
— Что случилось-то?
Пашка негромко засмеялся.
— А мне показалось, ты помер, — сказал он простодушно.
Учитель досадливо сморщился.
— Первую ночь спокойно уснул… Надо же!
Пашка лег и стал смотреть в потолок. На душе у него легко.
— Значит, будем жить, — сказал он, отвечая своим мыслям.
А за окнами больницы — большой ясный день. Большая милая жизнь…
…И вот пришла весна. Обычная — добрая и бестолковая, как недозрелая девка.
В переулках на селе — грязь в колено. Люди ходят вдоль плетней, держась руками за колья. И если ухватится за кол какой-нибудь дядя из Заготскота, то и останется он у него в руках, ибо дяди из Заготскота все почему-то как налитые, с лицами красного шершавого сукна. Хозяева огородов матерятся на чем свет стоит.
Читать дальше