— Что не надо?
— Не надо так…
— Нет, это колоссально! — воскликнул профессор, хлопнул себя по колену и поднялся. — Это колоссально. Хорошо, я не буду так. Меня интересует: вам стыдно или нет?
— Стыдно.
— Слава тебе, Господи!
С минуту молчали. Профессор ходил около доски, фыркал и качал головой. Он даже как будто помолодел от злости.
Студент сидел неподвижно, смотрел в билет… Минута была глупая и тяжкая.
— Спросите еще что-нибудь. Я же готовился.
— В каком веке создано «Слово»? — Профессор, когда сердился, упрямился и капризничал, как ребенок.
— В двенадцатом. В конце.
— Верно. Что случилось с князем Игорем?
— Князь Игорь попал в плен.
— Правильно! Князь Игорь попал в плен. Ах, черт возьми! — Профессор скрестил на груди руки и изобразил на лице великую досаду и оттого, что князь Игорь попал в плен, и оттого главным образом, что разговор об этом получился очень уж глупым. Издевательского тона у него не получилось — он действительно злился и досадовал, что вовлек себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него еще больше.
— Ах, досада какая! Как же это он попал в плен?!
— Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь, — студент сказал это резким, решительным тоном. И встал.
На профессора тон этот подействовал успокаивающе. Он сел. Парень ему нравился.
— Давайте говорить о князе Игоре. Как он там себя чувствовал? Сядьте, во-первых.
Студент остался стоять.
— Ставьте мне двойку.
— Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! — почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости. — Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?!
Студент, стоя некоторое время, непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами.
— Понимаю, — сказал он.
— Так. Что понимаете?
— Я сам в плену был.
— Так… То есть как в плену были? Где?
— У немцев.
— Вы воевали?
— Да.
Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый.
— Долго?
— Три месяца.
— Ну и что?
— Что?
Студент смотрел на профессора, профессор — на студента. Оба были сердиты.
— Садитесь, чего вы стоите, — сказал профессор. — Бежали из плена?
— Да. — Студент сел. Опять взял билет и стал смотреть в него. Ему хотелось скорей уйти.
— Как бежали? Расскажите.
— Ночью. С этапа.
— Подробней, — приказал профессор. — Учитесь говорить, молодой человек! Ведь это тоже надо. Как бежали? Собственно, мне не техника этого дела интересна, а… психологический момент, что ли. Как чувствовали себя? Это ведь горько — попасть в плен? — Профессор даже поморщился… — Вы как попали-то? Ранены были?
— Нет.
Помолчали. Немножко дольше, чем требуется для беседы на такую тему.
— А как же?
— Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.
— Скажите, пожалуйста, какой он занятой!
— Да не занятой, а…
— Страшно было?
— Страшно.
— Да, да. — Профессору почему-то этот ответ очень понравился. Он закурил. — Закуривайте тоже. В аудитории, правда, не разрешается, но… ничего…
— Я не хочу. — Студент улыбнулся, но тут же посерьезнел.
— Деревня своя вспоминалась, конечно, мать?.. Вам сколько лет было?
— Восемнадцать.
— Вспоминалась деревня?
— Я из города.
— Ну? Я почему-то подумал — из деревни. Да…
Замолчали. Студент все глядел в злополучный билет; профессор поигрывал янтарным мундштуком, рассматривал студента.
— О чем вы там говорили между собой?
— Где? — Студент поднял голову. Ему этот разговор явно становился в тягость.
— В плену
— Ни о чем. О чем говорить?
— Черт возьми! Это верно! — профессор заволновался. Встал. Переложил мундштук из одной руки в другую. Прошелся около кафедры. — Это верно. Как вас зовут?
— Николай.
— Это верно, понимаете?
— Что верно? — студент вежливо улыбнулся. Положил билет. Разговор принимал совсем странный характер — он не знал, как держать себя.
— Верно, что молчали. О чем же говорить! У врага молчат. Это самое мудрое. Вам в Киеве приходилось бывать?
— Нет.
— Там есть район — Подол называется, — можно стоять и смотреть с большой высоты. Удивительная даль открывается. Всякий раз, когда я стою и смотрю, мне кажется, что я уже бывал там когда-то. Не в своей жизни даже, а давным-давно. Понимаете? — у профессора на лице отразилось сложное чувство — он как будто нечаянно проговорился о чем-то весьма сокровенном и теперь, во-первых, опасался, что его не поймут, во-вторых, был недоволен, что проговорился. Он смотрел на студента с тревогой, требовательно и заискивающе.
Читать дальше