Василий Шукшин - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Ты чего там делал? — подозрительно спросил Иван.

— Прикуривал.

— Давайте ломать! — потребовала маленькая девушка.

Опять завернули спичку, ломали ее в платке втроем, и опять, когда Сергей развернул платок, спичка была целая. Полненькая девушка взвизгнула и захлопала в ладоши.

— Ой, как это? Ой, расскажите!..

В это время в горницу постучали.

— Наши! — радостно воскликнула длинная тонкая девушка. — Да!

Вошли молодые ребята, двое. С гитарой. И сразу забыт был фокус со спичкой, и забыты были братья Винокуровы. Один из пришедших сказал, что слышал сейчас на улице такую песню:

Парень пропел частушку «по-деревенски».

Городские засмеялись. Иван тоже засмеялся — умничал.

Сергей встал и сказал:

— До свиданья. Пойду машину гляну — чево-то стрелять начала.

Вышел во двор, сел на дровосеку, закурил.

Из окон горницы слышался смех, гитарный перебор — там было весело. Сергею понравились эти красивые, беззаботные люди. Самому до боли захотелось быть красивым и веселым. Но он не умел.

По двору прошел отец — лазил в погреб за огурцами.

— Ты чего? — спросил он сына.

— Ничего.

— А Ванька где?

— Там. — Сергей кивнул на окно горницы.

— Выпить маленько хошь?

— Не.

Отец торопливо зашагал в дом — там его ждал кум.

Сергей докурил папиросу, встал… Спать не хотелось. Тревожило веселье в горнице. Он представил, как смеется маленькая полненькая девушка — прикроет беленькой ладошкой рот, только глазенки блестят… Он взял колун и начал колоть толстые чурки. Развалил три штуки, бросил колун, пошел на сеновал, лег. Прямо в новой рубахе. Полежал немного, осторожно закурил… И все думал о маленькой полненькой девушке.

Пришел Иван, сел рядом.

— Ну, что? — спросил Сергей.

— Та-а… ерунда, — ответил Иван. — Я ж те говорил: одна внешность.

Сергей отвернулся к дощатой стене сарая.

— А чего ты ушел?

— Та-а…

— Хэх!..

Замолчали. Иван посидел немного, посвистел задумчиво и ушел спать в дом.

А из окон горницы все слышался смех.

Утром Сергей поднялся чуть свет. Походил бесцельно по двору, заглянул в открытое окно горницы…

Полненькая девушка спала, раскинув по подушке белые полненькие руки. Ротик приоткрыт, к нижней губе пристала пушинка от подушки; когда девушка выдыхала, пушинка становилась «на дыбки» и смешно дрожала.

«Как ребенок», — подумал с нежностью Сергей. Он долго еще смотрел на спящую девушку… Потом взял из кабины блокнот, вырвал чистый лист и написал:

«Это жа ерунда: спичку надо заране спрятать в каемычку платочка, а потом, когда сворачиваешь, подсунуть ее, чтобы человек ломал ее. И пусть он ее ломает, сколько влезет, — другая-то спичка целая! Покажи кому-нибудь. Сергей».

Свернул бумажку, положил на подоконник и сверху еще положил камешек — чтобы ветром не сдуло.

Потом завел машину и поехал.

На улицах было еще пусто; над крышами домов вставало солнце.

«Шляпу, что ли, купить, ядрена мать!» — подумал Сергей.

И вот так каждую ночь!

Как только маленько угомонится село, уснут люди — он начинает. Заводится, паразит, с конца села и идет. Идет и играет.

А гармонь у него какая-то особенная — орет. Не голосит — орет.

Нинке Кречетовой советовали:

— Да выходи ты скорей за него! Он же, черт, житья нам не даст.

Нинка загадочно усмехнулась:

— А вы не слухайте. Вы спите.

— Какой же сон, когда он ее под самыми окнами растягивает. Ведь не идет же, черт блажной, к реке, а здесь старается! Как нарочно.

Сам Колька Малашкин, губастый верзила, нахально смотрел маленькими глазками и заявлял:

— Имею право. За это никакой статьи нет.

Дом Матвея Рязанцева, здешнего председателя колхоза, стоял как раз на том месте, где Колька выходил из переулка и заворачивал в улицу. Получалось, что гармонь еще в переулке начинала орать, потом огибала дом, и еще долго ее было слышно.

Как только она начинала звенеть в переулке, Матвей садился в кровати, опускал ноги на пол и говорил:

— Все: завтра исключу из колхоза. Придерусь к чему-нибудь и исключу.

Он каждую ночь так говорил. И не исключал. Только, когда встречал днем Кольку, спрашивал:

— Ты долго будешь по ночам шляться? Люди после трудового дня отдыхают, а ты будишь, звонарь!

— Имею право, — опять говорил Колька.

— Я вот те покажу право! Я те найду право!

И все. И на этом разговор заканчивался.