Василий Гроссман - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Между Лобышевым и Чепетниковым установились плохие отношения. Однажды на заседании коллегии Лобышев сказал Чепетникову, что тому нужно «ночи не спать, гореть на работе, а не заниматься мелкой ерундой». Его поддержал нарком. Лобышев думал, что испортил отношения с замом. На следующий день Чепетников сказал ему:

— Спасибо за товарищескую критику. Правильно ты подошел к вопросу, не ту я взял установку.

«До чего ловок, сукин сын, неотесанный, темный, но до чего ловок», — подумал Лобышев даже с некоторым восхищением.

Хотя Григорию Павловичу было интересно узнать, прошла ли смета, как решилось дело старшего референта, которого обвиняли в даче неточных сведений, он начал рассказывать первым.

Григорий Павлович не стал рассказывать о синеве неба, о бледных песках при лунном свете, о разговоре в поезде с красавицей узбечкой. Он сказал:

— Самое главное я тебе изложу в нескольких словах… — И рассказал о контрольных цифрах, данных хлопкоочистительным заводам, о расширении посевных площадей, о своем споре с председателем узбекского треста Рассуловым.

Слушая его, Чепетников поглядывал на фотографии.

Григорий Павлович внезапно спросил:

— А ты где воевал во время гражданской?

— Я? — Чепетников качнул отрицательно головой. — Да нигде.

— То есть как нигде?

— А так. Я поступил в двадцать шестом году на завод, а до этого в деревне жил.

— И неужели не участвовал в гражданской войне?

— Я ж говорю, скрывать бы не стал, — обиженно сказал Чепетников, — если хочешь, проверь по личному делу.

— Да ну тебя, — сказал Григорий Павлович, — я просто удивился.

— А чего удивляться. Я в партию в тридцать четвертом году пошел.

— Да, — сказал Григорий Павлович, — а вот я с двадцатого.

— Стаж.

Они помолчали.

— Ну, как в наркомате? — спросил Григорий Павлович.

— Да как будто все в порядке. Твоего Савельева сняли с передачей дела в прокуратуру.

— А кредиты по текстильному комбинату?

— Прошли в Совнаркоме.

Григорий Павлович смотрел в глаза Чепетникову.

— Рассказывай, рассказывай, я же все знаю.

— Раз все знаешь, зачем рассказывать, — усмехнулся Чепетников и неожиданно добавил: — А тебе что, звонили уже?

Лобышев сказал:

— Нет, это я шутя, — и снова с тревогой подумал: «Ох и ловок ты, сукин сын».

Он проводил Чепетникова как раз в то время, когда зашумел внизу лифт.

Он смотрел в лестничный пролет на скользящую по перилам руку Чепетникова.

Лифт остановился — вышла Матильда, а за ней Мохов.

— Как это вы вместе?

— Встретились в парадном, случайно.

— А Матильда становится все красивей… И нет спасенья на земле.

— Чем же это кончится? — смеясь, сказала она.

Григорий Павлович, помогая ей снять пальто, говорил:

— Встретишь на улице — в голову не придет, что это профессор. Киноактриса или укротительница львов.

— Морских и сухопутных, — сказал Мохов.

Матильда с Антониной Романовной пошли в спальню

смотреть на спящего Сережу.

— Ты вроде похудел, — сказал Лобышев.

— Занимаюсь гимнастикой, это помогает. А ты что ж, овдовел — уехала Маша!

— Брат у нее умер — знаешь, в Казани жил.

— Что ты! Я ведь его знал когда-то.

— Да, давление, кровоизлияние в мозг.

— Вот и я от этого умру, наверное, — повышенное давление. Сто шестьдесят.

— Брось ты. В нашем ученом совете у академика Шевикина двести сорок, а он водку с утра пьет.

Мохов рассмеялся. Они помолчали немного.

— Знаешь, когда я с Машиным братом встречался? — спросил Мохов. — В двадцатом году. Вы тогда только поженились, а я с Восточного фронта на Польский эшелоном шел. Заехал повидаться, а вас не было. Он меня провожал ночью. Я Москвы не знал, темень, а до утра ждать тоже боялся — как бы эшелон не ушел. Через всю Москву меня провел — шутка ли, пешком!

— Коньяк пить будем? — сказал Григорий Павлович.

— Это можно. — Он кивнул головой на дверь. — Что это она пропала там?

— Женщина, знаешь. У нее своих детей нет, — сказал Григорий Павлович. — А Николая Андреевича я не очень любил. Этакий беспартийный инженер. Что-то в нем обывательское было.

Вошла Матильда и села за стол.

Она знала, что нравится Мохову. И сейчас, рассказывая о своей работе, о новой нагрузке, взятой ею в почвенном институте, она чувствовала напряженное, упорное внимание Мохова.

Стол был накрыт, как обычно к приезду Григория Павловича, и, очевидно по указанию Маши, Антонина Романовна купила все любимые им закуски. Но от этого еще больше чувствовалось отсутствие Маши. Его сердило, что Матильда, разошедшаяся в двадцать девятом году с мужем, до сих пор не вышла замуж, сердило, что Мохов, в жизни которого было много увлечений, холост и не страдает от одиночества. А ему, Лобышеву, стоило разлучиться с Машей на месяц — и уж он начинал нервничать и тосковать.