— Да, конечно, хорошо, и все пустяки, но я подумала: вот так именно это бывает, — тихо сказала Александра Владимировна.
— Да, мамочка, именно так, — отозвалась Женя.
Степан Федорович накинул на плечи плащ и, пройдя по комнате, сдернул маскировку и распахнул окно.
— Открывается первая рама, и в комнату шум ворвался, — сказала Софья Осиповна и, прислушавшись к пестрому гулу машин и голосов, заключила: — И благовест ближнего храма, и голос народа, и шум колеса {12} 12 Неточная цитата из стихотворения А. Н. Майкова (1821–1897) «Весна» (1854). Ср.: Выставляется первая рама — И в комнату шум ворвался, И благовест ближнего храма, И говор народа, и стук колеса.
.
— Не шум колеса, а стук колеса, — поправила Мария Николаевна.
— Нехай [3] Пусть ( укр .).
будет стук, — сказала Софья Осиповна и всех рассмешила этими словами.
— Много легковых, «эмки», есть «зисы-101», — говорил Степан Федорович, вглядываясь в улицу, освещенную неясным светом луны.
— Наверно, подкрепления на фронт идут, — сказала Мария Николаевна.
— Нет, пожалуй, наоборот, не похоже, что к фронту, — ответил Степан Федорович. Он вдруг предостерегающе поднял палец и сказал: — А ну, тише!
На углу стоял регулировщик, и к нему то и дело обращались проезжавшие. Говорили они негромко, и слов разобрать было нельзя. На все вопросы регулировщик отвечал взмахом флажка, указывая маршрут легковым машинам и грузовикам, на которых громоздились столы, ящики, табуретки и складные кровати. На грузовиках сонно покачивались в такт движению закутанные в шинели и плащ-палатки люди. Возле регулировщика остановился ЗИС-101, и разговор вдруг стал явственно слышен Степану Федоровичу.
— Где комендант? — спросил густой медленный голос.
— Вам коменданта города?
— На что мне твоего коменданта города, мне нужно знать, где разместился комендант штаба фронта?
Степан Федорович не стал дольше слушать. Он прикрыл окно и, выйдя на середину комнаты, объявил:
— Ну, товарищи, Сталинград стал фронтовым городом, к нам пришел штаб Юго-Западного фронта.
— От войны нельзя уйти, она идет за нами, — сказала Софья Осиповна. — Давайте спать! В шесть утра я должна быть в госпитале.
Но едва она сказала эти слова, как послышался звонок.
— Я открою, — сказал Степан Федорович и, надев свой коверкотовый плащ, пошел к двери. Плащ этот ночью обычно лежал на спинке кровати, чтобы находиться под рукой на случай бомбежки. На спинке кровати лежали новый костюм и плащ Спиридонова, а возле шкафа стоял в боевой готовности чемодан с Марусиной шубой и платьями.
Вскоре Степан Федорович вернулся и смеющимся шепотом сказал:
— Женя, вас там кавалер спрашивает, красавец мужчина, я его пока в передней оставил.
— Меня? — удивилась Евгения Николаевна. — Не понимаю, какая чепуха! — Но по всему чувствовалось, что она взволнована и смущена.
— Джахши, — весело сказала Вера. — Вот вам и тетя Женя.
— Выйдите, Степан, я оденусь, — быстро сказала Евгения Николаевна и легко, по-девичьи вскочила, задернула маскировку и зажгла свет.
Надеть платье и туфли заняло несколько секунд, но движения ее сразу же стали медленны, когда она, прищурив глаза, подкрашивала карандашиком губы.
— Да ты с ума сошла, — сердито сказала ей Александра Владимировна. — Красишься среди ночи, ведь человек ждет.
— Да притом еще не мытое, заспанное лицо и спутанные, как у ведьмы, волосы, — добавила Мария Николаевна.
— Вы не беспокойтесь, — сказала Софья Осиповна. — Женечка отлично знает, что она ведьма молодая и красивая.
Ей, седой и толстой пятидесятивосьмилетней девушке, может быть, ни разу в жизни не приходилось вот так, сдерживая сердцебиение, прихорашиваться, готовясь к нежданной встрече.
Эта мужеподобная женщина, обладавшая воловьей работоспособностью, объездившая полсвета с географическими экспедициями, любившая в разговоре грубое словцо, читавшая математиков, поэтов и философов, казалось, должна была к красивой Жене относиться с неодобрительной насмешкой, а не с нежным восхищением и смешной, трогательной завистью.
Женя все с тем же недоумевающим, сердитым выражением лица пошла к двери.
— Не узнаете? — спросили из-за двери.
— И да, и нет, — ответила Женя.
— Новиков, — назвался пришелец.
Идя к двери, она была почти уверена, что именно он и пришел, но ответила так потому, что не знала, нужно ли ей сердиться на бесцеремонность ночного вторжения.
И вдруг, точно со стороны, она увидела всю поэзию этой ночной встречи — увидела себя, сонную, только что покинувшую тепло домашней, материнской постели, и стоящего у двери человека, пришедшего из грозной военной тьмы, несущего с собой запах пыли, степной свежести, бензина, кожи.
Читать дальше