Василий Гроссман - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Михаил Сидорович очень обрадовался встрече с Софьей Осиповной.

— Удивительная вещь, — сказал он, — в моей комнате уцелел потолок и даже стекла не выбиты, возможно единственные в Сталинграде, пойдемте ко мне.

Дверь им открыла бледная, с заплаканными глазами старуха.

— Знакомьтесь с Агриппиной Петровной, заведующей моим хозяйством, — сказал Мостовской.

Они вошли в комнату, прибранную и подметенную, разительно противоположную хаосу, царившему вокруг.

— Прежде всего расскажите мне о наших общих друзьях, — сказал Мостовской, усаживая Софью Осиповну в кресло. — Я узнал от соседки по дому, Мельниковой, что в первый день бомбежки погибла Мария Николаевна. Но что с остальными, как Александра Владимировна? Дом их разрушен, я подходил к нему, и никто не знает об их судьбе.

— Да, бедная Маруся погибла, — сказала Софья Осиповна. И она рассказала Мостовскому, что Женя увезла мать в Казань к Штрумам, что Вера, дочь погибшей Марии Николаевны, отказалась ехать с бабушкой, не хотела оставлять отца одного, поселилась с ним на СталГРЭСе; у нее легкий ожог лба и шеи; к счастью, глазу ее опасность не грозит.

— А сердитый юноша, Сережа, кажется? — спросил Мостовской.

— Представьте, вчера совершенно случайно встретила его на Тракторном заводе, он шел в строю, и я ему успела сказать лишь несколько слов о родных, а он мне сказал, что пять дней был в бою, он минометчик, и сейчас их снова направили занимать оборону на окраине тракторозаводского поселка.

Потом, сердито нахмурив брови, Софья Осиповна рассказала, что за эти дни сделала более трехсот операций и перевязок раненым военным и гражданским людям, что много пришлось ей оперировать детей.

Она сказала, что сравнительно мало ранений осколками бомб, больше всего переломов конечностей, повреждений черепа и грудной клетки обломками рухнувших зданий.

Госпиталь, в котором работала Софья Осиповна, ушел из Сталинграда за Волгу и должен был вновь развернуться в Саратове, Софья Осиповна осталась на день в городе: ей нужно было закончить кое-какие дела, побывать в заводском районе, где находилась часть госпитального имущества, — его предстояло переправить на хутор Бурковский, в Заволжье.

Одним из сталинградских дел ее было свидание с Мостовским. Александра Владимировна взяла с нее слово повидать Михаила Сидоровича и передать ему приглашение приехать в Казань.

— Спасибо, — сказал Мостовской, — но я не думаю об отъезде.

— Пора, я могу помочь вам доехать до Саратова на нашей госпитальной машине, — сказала Софья Осиповна.

— Мне предлагали товарищи из обкома, — ответил Мостовской, — но я пока не собираюсь ехать.

— Когда же? — спросила Софья Осиповна. — Зачем вам сидеть здесь, ведь все гражданское население стремится уйти за Волгу.

Но по тому, как сердито и недовольно закашлял Михаил Сидорович, Софья Осиповна поняла, что он не склонен продолжать разговор об отъезде и о соображениях, по которым решил оставаться в Сталинграде.

Агриппина Петровна, слушавшая разговор, так громко и тяжело вздохнула при этих словах военной докторши, что оба собеседника оглянулись на нее.

Обращаясь к Софье Осиповне, она просительным голосом проговорила:

— Скажите, гражданка, нельзя мне с вами поехать? Мне как раз до Саратова, там у меня сестра. Вещей у меня самая малость — корзинка да узелок.

Софья Осиповна подумала и сказала:

— Что ж, пожалуй, посажу вас в один из наших грузовиков, только я с утра в заводской район поехать должна.

— Господи, переночуете у нас, выспитесь. Где вы такой дом найдете целый, один на всю улицу. Народ в подвалах живет. Подвалы народом забиты.

— Заманчиво, — проговорила Софья Осиповна. — Моя главная мечта — выспаться. За четверо суток часов шесть поспала.

— Пожалуйста, — сказал Мостовской, — буду рад, устрою вас как можно удобней.

— Зачем его стеснять, — вмешалась Агриппина Петровна, — и вам будет неудобно, я вам свою комнату уступлю, у меня и выспитесь, а утром поедем.

— Вот на чем только поедем, — сказала Софья Осиповна, — наши машины за Волгой, до заводского района придется на попутных добираться.

— Доберемся, доберемся, — говорила обрадованная Агриппина Петровна, — до заводов недалеко, нам бы до Саратова. Самое трудное — через Волгу переправиться!

— Да, товарищ Мостовской, — проговорила Софья Осиповна, — вот вам и двадцатый век, вот вам и человеческая культура. Невиданное зверство! Вот вам и Гаагские конвенции о гуманных методах ведения войны, о защите гражданского населения. Все к черту! — Софья Осиповна махнула рукой в сторону окна. — Товарищ Мостовской, вы посмотрите на эти развалины. Какая уж тут вера в будущее, техника прогрессирует, но этика, мораль, гуманность — никак, это какой-то каменный век. Фашизм возродил первобытные зверства, прыжок в прошлое на пятьдесят тысяч лет…