Терзания ее были велики, и она поняла: дольше сердцу не выдержать, и приняла решение — забить мебель в ящики, закопать их в саду и в погребе, уехать за Волгу в Николаевку, где жила ее младшая сестра. Через Волгу, считала она, немец не перелетит.
Но тут-то произошел спор с Павлом Андреевичем. Он не захотел ехать. За год до войны врачебная комиссия запретила ему работать в горячем цехе. Он перевелся в отдел технического контроля, однако и там работа оказалась тяжела для него, два раза у него были приступы сердечного удушья. Но в декабре сорок первого года он снова пошел работать в цех.
Стоило ему сказать слово, и директор отпустил бы его, дал бы грузовик, чтобы подвезти к переправе вещи. Но Павел Андреевич сказал, что из цеха не уйдет.
Сперва Варвара Александровна отказалась ехать без мужа, потом на семейном совете все же решили, что она с невесткой и внуком поедет за Волгу, а он пока останется.
И в этот вечер она снова завела разговор об отъезде. Говорила она, обращаясь не к мужу, а попеременно то к внуку, черноглазому Володе, то к кошке, а большей частью к воображаемому собеседнику, очевидно человеку разумному, рассудительному и достойному доверия.
— Ну вот, посмотрите на него, пожалуйста, — говорила она, обращаясь к печке, возле которой, по-видимому, в этот момент стоял ее воображаемый собеседник, — остается один, кто же за всем присмотрит? Вещи все в саду и в погребе будут закопаны. Сами понимаете, теперь такое время, что в доме ничего держать нельзя. Человек старый, больной: хоть волос у него черный, но он полную инвалидность по второй группе имеет. Разве можно больному человеку оставаться на такой работе? Бомбить немцы что будут? Ясно, завод первым делом. Это разве место для инвалида? Да завод и с ним и без него станет.
Воображаемый собеседник ничего не отвечал, внук вышел во двор посмотреть, как светят прожекторы, муж по обычаю своему молчал. Варвара Александровна вздохнула и продолжала свои доводы:
— Вот некоторые женщины говорят: «Не отойдем от своих вещей; где имущество закопано, там и люди должны находиться». Разве это правильно? Вот смотрите: шкаф зеркальный, комод, посуды сколько — и то не жалко, все оставляем. Ведь вот-вот налетит, проклятый. Но если уж ты остаешься, ты хоть присмотри за вещами. Вещи дело наживное, а оторвет ногу или голову — новых не наживешь. Но раз уж остается человек…
Андреев сказал:
— Твои рассуждения не поймешь. То ли ты меня жалеешь, то ли хочешь, чтобы я дом стерег.
Варвара Александровна жалобно проговорила:
— Я сама себя не пойму, растерялась я совсем.
Володя вошел в кухню и сказал мечтательно:
— Может быть, сегодня налет будет, уж очень много прожекторов. — Блестя веселыми глазами, он спросил: — Дедушка, а кошка за Волгу поедет или с вами в Сталинграде останется?
Варвара Александровна даже поперхнулась от удовольствия и сказала тонко и певуче:
— Ну как же, ну как же, кошка хозяйство ему будет вести, вместе с ним в заводе будет работать, карточки отоваривать.
Андреев, рассердившись, сказал:
— А ну-ка молчи.
Варвара Александровна гневно крикнула длинной скуластой кошке, вскочившей на стол:
— Марш со стола, змея, я еще здесь хозяйка!
Андреев поглядел на стенные часы и, усмехаясь, сказал:
— А Мишка Поляков в ополчение записался, в минометную роту, думаю и я записаться.
Варвара Александровна сняла с гвоздика брезентовую куртку мужа и попробовала пуговицы, крепко ли пришиты.
— Только тебе за Поляковым, тоже воин, песок с него сыплется!
— Нет, отчего, Мишка парень еще крепкий.
— Ну, ясное дело — Гитлер сразу побежит, когда Мишку Полякова увидит…
Она принялась высмеивать Полякова, зная, что мужу неприятно, когда ругают его старого друга, с которым он вместе воевал еще в восемнадцатом году под Бекетовкой {71} . Ее всегда раздражала непонятная ей дружба солидного, серьезного Павла, молчаливого, взвешивающего каждое слово, с балагуром Поляковым.
— И первая жена от него ушла еще тридцать лет назад, когда он совсем молодой был. У него одно дело было: за девками гонять, — говорила она. — А вторая только потому держится, что дети и внуки при них… и плотник он никуда, одно звание плотник. А Марья его, подумать только, нахальства набралась, говорит: «Моему Мише доктор не велел табаку курить и водки пить, а он пьет только через вашего Павла Андреевича. Я, говорит, уж знаю, если в выходной к вам пойдет, обязательно домой пьяный приходит». Господи, я ей прямо в глаза засмеялась: «Ваш Михаил Иванович знаменитый на этот счет, его не то что в Рынке, в Сарепте знают».
Читать дальше