Василь Быков - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Перетрум розеум.

— Ну совсем не по-нашему! А по-нашему это ромашка.

Он сорвал другой — маленький синий цветочек, напоминавший отцветший василек.

— А это?

— Это?.. Это примула аурикулата.

— А это?..

— Гентина пиренеика, — сказала она, взяв из его рук два небольших синеньких колокольчика на жестком стебельке.

— Все знаешь. Молодчина. Только вот по-латыни…

Джулия тем временем кое-как перевязала рану — сверху на повязке проступило коричневое пятно.

— Лежи надо. Тихо надо, — потребовала она.

Он с какой-то небрежной снисходительностью к ее заботам подчинился, вытянул ногу и лег на бок, лицом к девушке. Она поджала под себя колени и положила руку на его горячую от солнца голень.

— Кароши руссо, кароши, — говорила она, бережно поглаживая ногу.

— Хороший, говоришь, а не веришь. Власовцем обзывала! — вспоминая недавнюю размолвку, с упреком сказал Иван.

Она вздохнула и рассудительно сказала:

— Нон влясовец. Джулия вериш Иванио. Иванио знат правда. Джулия нон понимат правда.

Иван пристально посмотрел в ее строгие опечаленные глаза:

— А что он тебе наговорил, тот власовец? Ты где его слушала?

— Лягер слушаль, — с готовностью ответила Джулия. — Влясовец говори: руссо кольхоз голяд, кольхоз плёхо.

Иван усмехнулся:

— Сам он подонок. Из кулаков, видно. Конечно, жили по-разному, не такой уж у нас рай. Я, правда, не хотел тебе всего говорить, но…

— Говорит, Иван, правда! Говорит! — настойчиво просила Джулия. Он сорвал под руками ромашку и вздохнул.

— Вот. Были неурожаи. Правда, разные и колхозы были. И земля не везде одинаковая. У нас, например, одни камни. Да еще болота. Конечно, всему свой черед: добрались бы и до земли. Болот уже вон сколько осушили. Тракторы в деревне появились. Машины разные. Помощь немалая мужику. И работать начали дружно в колхозе. Вот война только помешала…

Джулия придвинулась к нему ближе:

— Иван говори Сибирь. Джулия думаль: Иван шутиль.

— Нет, почему же. Была и Сибирь. Высылали кулаков, которые зажиточные, вроде бауэров. И врагов разных подобрали. У нас в Терешках тоже четверо оказалось.

— Враги? Почему враги?

— За буржуев стояли. Коров колхозных сапом — болезнь такая — хотели заразить.

— Ой, ой! Какой плёхой челёвек!

— Вот-вот. Правда, может, и не все. Но по десять лет дали. Ни за что не дали бы. Так их тоже в Сибирь. На исправление.

— Правда?

— Ну а как ты думала.

Лежа на боку, он сосредоточенно обрывал ромашку.

— Иван очэн любит свой страна? — после короткого молчания спросила Джулия. — Белоруссио? Сибирь? Свой кароши люди?

— Кого же мне еще любить? Люди, правда, разные и у нас: хорошие и плохие. Но, кажется, больше хороших. Вот когда отец умер, корова перестала доиться, трудно было. На картошке жили. Так то одна тетка в деревне принесет чего, то другая. Сосед Опанас дрова привозил зимой. Пока я подрос. Жалели вдову. Хорошие ведь люди. Но были и сволочи. Нашлись такие: наговорили на учителя нашего Анатолия Евгеньевича, ну его и забрали. Честного человека. Умный такой был, хороший. Все с председателем колхоза ругался из-за непорядка. За народ болел. Ну и какой-то сукин сын донес, что он якобы против власти шел. Тоже десять лет получил. По ошибке, конечно.

— Почему нон защищать честно учител?

— Защищали. Писали всей деревней. Только…

Иван не договорил. Невольные яти воспоминания вызвали в нем невеселые раздумья, и он лежал, кусая зубами оборванный стебелек ромашки. Озабоченно-внимательная Джулия тихо гладила его забинтованное горячее колено.

— Все было. Старое ломали, перестраивали — нелегко это далось. С кровью. И все же нет ничего милее, чем Родина. Трудное все забывается, помнится больше хорошее. Кажется, и небо там другое — ласковее, и трава мягче, хоть и без этих букетов. И земля лучше пахнет. Я вот думаю: пусть бы опять все воротилось, как-нибудь сладили бы со своими бедами, справедливее стали бы. Главное, чтоб без войны.

— Руссо феномено Парадоксо. Удивително, — горячо заговорила Джулия.

Иван, сплюнув стебелек, перебил ее:

— Что ж тут удивительного: борьба. В окружении буржуев жили. Армию крепили.

— О, Армата Россо побеждать! — восторженно согласилась Джулия.

— Ну вот. Видишь, силища какая — Россия! А после войны, если эту силу на хозяйство пустить, ого!..

— Джулия много слышаль Россия. Россия — само болшой сила. — Она помолчала и, будто что-то припомнив, грустно улыбнулась. — Джулия за этот мысли от фатэр, иль падре, отэц, убегаль. Рома отэц делай вернисаж — юбилей фирма. Биль много гост, биль официр СД. Официр биль Россия, официр говори: Россия плёхо, бедно, Россия нон култур. Джулия сказаль: это обман. Россия лючше Германи. Официр сказаль: фройлен — коммунисти? Джулия сказаль: нон коммунисти — так правда. Иль падре ударяль Джулия, — она прикоснулась к щеке. — Пощечин это руссо говорит. Джулия убегаль вернисаж, убегаль Марио Наполи. Марио биль коммунисти. Джулия всегда думаль: руссо — карашо. Лягер Иван бежаль, Джулия Иванио бежаль. Руссо Иван — герой.