Василь Быков - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Петряков с помощью самодельного шила и дратвы старательно чинил сапог, все время хрипло покашливая, и Зоська, глядя на его толсто обвязанную какой-то суконкой шею, спросила:

— У вас горло больное, да?

— Да уж больное, — сказал он, не отрываясь от своего занятия. — Застудил и вот… Видно, докашляю в эту зиму.

— Ну почему вы так? — удивилась Зоська, заслышав в его голосе нотки обреченности.

Петряков лишь отмахнулся рукой.

— А, все одно! Чем жизнь такая…

Антон в нетерпении резко встал с топчана и, пригнув голову под низким потолком землянки, выглянул в неплотно притворенную дверь, из которой несло ветром и холодом.

— Ну где же твой Бормотухин? Или ты перевезешь?

— Бормотухин перевезет. Он теперь перевозчик.

Антону явно не сиделось, да и Зоська едва терпела в этой прогорклой от дыма земляночке. Теперь ее, правда, растрогал обреченный вид Петрякова, ей стало жаль больного человека.

— Так, может, лекарство надо какое? Может, мед вам помог бы? — сказала она, настывшими руками поглаживая пригретое от печки колено.

— Какое лекарство! Мне уже ничто не поможет, придется того… Чахотка у меня, — просто сообщил Петряков и замолк, глубоко засунутой рукой нащупывая в сапоге конец дратвы.

Зоська смешалась, она не знала, что в таких случаях можно сказать человеку и чем утешить его. Да и следует ли утешать?

Исчезнувшая было собачонка, радостно заскулив, опять появилась под дверью. Антон выглянул наружу и отступил на шаг в сторону. Дверь широко растворилась, и в ее низеньком проеме появился вконец озябший парнишка, с виду подросток, с худенькой шеей, в небрежно запахнутых на груди одежках. На его нестриженой голове, глубоко надвинутая на уши, сидела серая поношенная кепка с пуговкой на макушке.

— Сигнал давали, дядька Микалай?

— Давал, как же. Вот, перевезти, — взглядом Петряков указал на гостей, и Зоська догадалась, что наконец пришел Бормотухин. А ей думалось, что это будет сумрачный мужик с бородой. Мальчонка, однако, вошел в ставшую совершенно тесной землянку и прикрыл за собой дверь, за которой тоненько заскулила собачонка.

— Заколел. Такой ветер усчався…

— Сало все идет? — спросил Петряков.

— Еще болей стало. Такие льдины — ого!

— Станет Неман, — решил Петряков. — Худо дело будет.

— А нам хуже не буде, — сказал Бормотухин.

Он присел перед печкой, протянул к огню скрюченные стужей кисти, и Зоська подумала: как же он их перевезет в такой ледоход? А вдруг в лодку ударит льдина и они окажутся в воде? Но Неман — не болотная речка, отсюда не так просто выбраться на берег. Она с беспокойством поглядывала на Петрякова и мальчонку, но те вроде и не думали об этом. Бормотухин, все держа у огня настылые руки, повернул к ней остренькое с посиневшим носом лицо и вроде бы подмигнул даже.

— На связь? В разведку?

— Бормотухин! — с хриплой строгостью прикрикнул Петряков. — Не твое дело. За чем надо, за тем и идут.

— А! — разочарованно бросил парень. — Буда не ведама, пашто за Неман ходють. Абы варочалися.

— Как-нибудь постараемся, — сказала Зоська.

— Во-о! Так все гаворать. Тольки не все варочаются. В няделю перевозил шастярых, два раза лодку ганяв. А учора вяртаюцца трое. И то один нежывы. Убитый.

— Бормотухин! — снова оборвал его Петряков. — Помолчи лучше.

— Ды я кали ласка, — с готовностью согласился подросток и встал. — Ну дык пошли, что ли?

Плотнее запахнув на груди свои надетые один на другой пиджачки, он туже затянулся тесемчатым, от военных брюк, ремешком и ногой толкнул легкую дверь. Они по очереди вышли на узенькую площадку у порога.

Зоська, обернувшись, сказала Петрякову:

— Как-нибудь выздоравливайте, дядька.

— Да спасибо, — без видимого желания ответил Петряков.

После дымного тепла землянки на дворе их сразу охватил холод, ветер с реки дунул промозглой стужей, Зоська зябко поежилась. Но Бормотухин уже сбегал по тропинке к берегу, и они поспешили за ним. Зоська вся внутренне сжалась, глядя на ледяную карусель на реке, через которую им, не откладывая, предстояло переправляться.

Бормотухин тем временем, с хрустом обломав тонкий ледяной закраек у берега, столкнул свою плоскодонку на воду и придержал ее за дощатый нос.

— Залазьте!

Антон легко и уверенно перешагнул через борт, протянул руку Зоське, и та со страхом, неловко забралась в лодку, на дне которой плескалась вода и плавали прозрачные кусочки льда.

— Проходьте далей. Один на корму, другой на середину. И седайте, седайте. Стоять не можно, — привычно распоряжался Бормотухин. Подрагивая от стужи и страха, Зоська опустилась на мокрую поперечину. Антон присел на корме. Бормотухин, поднатужась, столкнул лодку в воду, в последний момент ловко вскочив в нее.