Василь Быков - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— А где Кротов? — вдруг быстро спрашивает Сахно и во все глаза, не моргнув, смотрит на меня.

— Кротов погиб.

— А двое пленных?

— Те удрали, видно. Хотя один тоже убит. Остался в кукурузе.

— Убит? — с язвительной иронией переспрашивает Сахно.

Я недоуменно заглядываю в его ярко освещенное «катюшей» лицо. На нем маска сдержанной до времени подозрительности и недоверия.

— Убит, факт.

— Кем убит?

— Ну немцами, кем же еще?

Сахно кивает Шашку:

— Так, записывай.

Тот разворачивает на столе блокнот в частую мелкую линейку с черным немецким орлом на обратной стороне обложки. Блокнот — трофейный, это точно, но я невольно задерживаюсь взглядом на этой эмблеме, и что-то вызывает во мне неосознанный еще протест.

— Значит, пленный немец убит немцами? Так? И Кротов также убит немцами?

— Ну конечно.

— А ну расскажите подробней.

— Что рассказывать! Вон старшина с нами ехал. А потом он вернулся, а мы и наскочили.

Я коротко, без особой охоты передаю суть нашей злополучной стычки с немцами.

— Так-так, — оживляется Сахно и грудью налегает на стол. Стол скрипуче подается в мою сторону. От капитана сильно разит овчинной кислятиной нового полушубка.

— Так, так, интересно. Ты записывай, Шашок.

— Записываю.

Шашок, оттопырив нижнюю губу, не очень сноровисто, но старательно скребет авторучкой в блокноте. «Что тут записывать? — думаю я. — Что тут непонятно, в чем они сомневаются? Неужели подозревают в чем-то недобром Кротова?» Глаза мои не могут оторваться от фирменного орла на обложке, и гнев во мне все увеличивается.

Сахно тем временем продолжает допрашивать:

— А почему вы не побежали за ним?

— Я и побежал. Как ударила очередь — сразу побежал. Не за ним — за немцем.

— А что было раньше — очередь, или раньше он побежал?

— Очередь.

— Очередь, так? А вы же сказали, что Кротов кинулся бежать до очереди.

«Путает. Ловит. Пошел ты к чертям! Попал бы туда, пусть бы тогда и замечал, что раньше, а что позже», — раздраженно думаю я и говорю:

— Это все почти разом. Немец кинулся в сторону, Кротов за ним. Тут и очередь.

— Значит, все же раньше Кротов побежал за немцем. Так и запишем.

Что они меня ловят! Что ему надо, этому человеку? Что им до мертвого Кротова?

Но Сахно, очевидно, знает, что ему надо. Он удовлетворенно откидывается на лавке, достает из-за портупеи на груди засунутые туда перчатки и громко хлопает ими по ладони.

— Вот это и требовалось доказать.

— Что?

— А это самое.

Сахно встает, привычно поправляет кобуру на ремне и начинает аккуратно натягивать на пальцы перчатки. Они чего-то добились от меня, но я не понимаю их цели. Я только чувствую, что они перехитрили, и гневный протест во мне против этого их бесцеремонного наскока продолжает расти.

— А теперь подпиши, младшой, — говорит Шашок и подсовывает мне тот самый блокнот.

Невольно во мне что-то завязывается в тугой непокорный узел.

— Не буду подписывать.

Шашок замирает рядом. Сахно останавливается за моей спиной.

— Как это не будешь?

— Не буду, и все!

Оба на несколько секунд умолкают. Я чувствую их растерянность и знаю, что для меня это может кончиться плохо.

— Это почему? — с недоумением и некоторым даже любопытством спрашивает Сахно. Освещенное снизу тупоносое, старательно выбритое лицо капитана скрывает угрозу.

— А что вы цепляетесь к Кротову? Что он вам сделал?

Не отвечая на мой вопрос, Сахно подступает ближе.

— Не прикидывайтесь! Вы отлично понимаете, что он сделал!

— Ничего он не сделал! Он погиб!

— Ах, погиб! — вдруг взрывается капитан и хватает со стола блокнот. — Погиб! Ну тогда пеняй на себя, сопляк! Понял?

И тычет под нос блокнотом:

— А ну подписывай!

— Сказал — не буду!

— Пожалеешь! Да поздно будет.

Пусть — пожалею. Но я не хочу возводить напраслину на человека, который мне не сделал плохого. Хлопцы за перегородкой утихают. Наверно, отсюда слышно все, но пусть! Что они мне в конце концов сделают?

Я жду нового взрыва крика, может быть, даже угроз с пистолетом — жду схватки и готов к ней. Я не боюсь. Я уже решился на все и намерен держаться твердо. Но Сахно вдруг шагает к двери.

— Хорошо! Мы еще вернемся! Мы еще поговорим с тобой! Понял?

Шашок торопливо пихает в сумку бумаги, блокнот и вслед за капитаном выходит. Я не спеша поднимаю со стола «катюшу». Руки мои дрожат.

В хате гул. От порога ступает Катя. Оказывается, она не выходила, была тут и все слышала. Я знаю, она заступится. У меня уже родилась и живет где-то в душе тихая признательность к этой девушке. Только теперь я хочу сказать ей: «Не надо».