Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Возвращались тайком —
без приборов, впотьмах,
И с радистом-стрелком,
что повис на ремнях.
В фюзеляже пробоины, в плоскости — дырки.
И по коже — озноб,
и заклинен штурвал, —
И дрожал он, и дробь
по рукам отбивал —
Как во время опасного номера в цирке.

До сих пор это нервы щекочет, —
Но садились мы, набок кренясь.
Нам казалось — машина не хочет
И не может работать на нас.

Завтра мне и машине
в одну дуть дуду
В аварийном режиме
у всех на виду, —
Ты мне нож напоследок не всаживай в шею!
Будет взлет — будет пища:
придется вдвоем
Нам садиться, дружище,
на аэродром —
Потому что я бросить тебя не посмею.

Правда, шит я не лыком
и чую чутьем
В однокрылом двуликом
партнере моем
Игрока, что пока все намеренья прячет.
Но плевать я хотел
на обузу примет:
У него есть предел —
у меня его нет, —
Поглядим, кто из нас запоет — кто заплачет!

Если будет полет этот прожит —
Нас обоих не спишут в запас.
Кто сказал, что машина не может
И не хочет работать на нас?!

Всю войну под завязку
я все к дому тянулся,
И хотя горячился —
воевал делово, —
Ну а он торопился,
как-то раз не пригнулся —
И в войне взад-вперед обернулся
за два года — всего ничего.

Не слыхать его пульса
С сорок третьей весны, —
Ну а я окунулся
В довоенные сны.

И гляжу я, дурея,
И дышу тяжело:
Он был лучше, добрее,
Добрее, добрее, —
Ну а мне — повезло.

Я за пазухой нé жил,
нé пил с Господом чая,
Я ни в тыл не просился,
ни судьбе под подол, —
Но мне женщины молча
намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался —
может, мой бы обратно пришел?!

Для меня — не загадка
Их печальный вопрос, —
Мне ведь тоже несладко,
Что у них не сбылось.

Мне ответ подвернулся:
«Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
Вернулся, вернулся, —
Ну а ваш — не сумел».

Он кричал напоследок,
в самолете сгорая:
«Ты живи! Ты дотянешь!» —
доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом
возле самого рая, —
Он поднялся чуть выше и сел там,
ну а я — до земли дотянул.

Встретил летчика сухо
Райский аэродром.
Он садился на брюхо,
Но не ползал на нем.

Он уснул — не проснулся,
Он запел — не допел.
Так что я вот вернулся,
Глядите — вернулся, —
Ну а он — не успел.

Я кругом и навечно
виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться
я почел бы за честь, —
Но хотя мы живыми
до конца долетели —
Жжет нас память и мучает совесть,
у кого, у кого она есть.

Кто-то скупо и четко
Отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой,
Как бетон полосы, —

И на ней — кто разбился,
Кто взлетел навсегда…
Ну а я приземлился,
А я приземлился, —
Вот какая беда…

Час зачатья я помню неточно, —
Значит, память моя — однобока, —
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока.

Я рождался не в муках, не в злобе, —
Девять месяцев — это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе, —
Ничего там хорошего нет.

Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали —

В те времена укромные,
Теперь — почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.

Их брали в ночь зачатия,
А многих — даже ранее, —
А вот живет же братия —
Моя честна компания!

Ходу, думушки резвые, ходу!
Слóва, строченьки милые, слóва!..
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.

Знать бы мне, кто так долго мурыжил, —
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился и жил я, и выжил, —
Дом на Первой Мещанской — в конце.

Там за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой
Соседушка с соседочкою
Баловались водочкой.

Все жили вровень, скромно так, —
Система коридорная,
На тридцать восемь комнаток —
Всего одна уборная.

Здесь нá зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она — копеечка.