Борис Васильев - А зори здесь тихие… В списках не значился. Рассказы [с комментариями верстальщика]

Затаив дыхание, следим мы за передвижением маленького отряда Васкова, почти физически ощущаем опасность и препятствия, подстерегавшие его на каждом шагу, облегченно вздыхаем, когда старшине удается придумать удачный маневр, радуемся ловкости и смелости Жени Комельковой, готовы кричать вслед потерявшей голову Галке Четвертак… Васильев не отпускает нашего внимания ни на минуту и заставляет шаг за шагом пройти за пятью девушками и старшиной — то болотом, то между валунами, то лесной чащей. При этом развитие повести нисколько не тормозится вставными новеллами, приоткрывающими прошлое наших героинь. Васильев столь естественно вводит их в повествование, так смело включает в канву событий, что очень небольшая, в сущности, повесть раздвигает свои границы и дает нам ощущение пространства и времени, достаточное для того, чтобы узнать ее героинь и понять, что они — плоть от плоти своего общества, своей Родины.

Пять совершенно различных девичьих характеров представляет нам писатель. Что, казалось бы, общего между строгой Ритой Осяниной, натурой сильной и чистой, и ребячливой фантазеркой, неуверенной в себе Галкой Четвертак; какая может быть близость между выросшей на лесном кордоне молчаливой Лизой Бричкиной и поклонницей Блока Соней Гурвич, что общего со всеми ними у озорной, дерзкой Женьки Комельковой, «сосланной» на 171-й разъезд после штабного романа? Между тем девчата не просто ладят,— ни тени непонимания между ними, ни тени психологической или какой-либо прочей «несовместимости»! Более того, взбалмошная Комелькова погибает, чувствуя себя победительницей оттого, что запутала фашистов, увела далеко от раненой Осяниной, оставшейся со старшиной Васковым. А Осянина в свою очередь просит Васкова уйти, помочь Женьке. Даже «негероическая» смерть Лизы Бричкиной или Сони Гурвич при всей ее кажущейся случайности связана с самопожертвованием: в одном случае это желание скорей перейти болото и привести подмогу, в другом естественное душевное движение сделать приятное доброму и заботливому старшине — сбегать за оставленным им кисетом.

И старшина Васков, который Блока не читал, которого девушки поначалу считают в его тридцать два года чуть ли не стариком, а подметив его пристрастие к порядку и воинской дисциплине,— служакой, уставным формалистом и придирой, оказался просто незаменимым в их походе и не только потому, что по-солдатски опытен, находчив, но потому, что человечен, умен, проявляет поистине отеческую заботу о девушках. И умирая, Рита Осянина поручает Васкову своего сына, потому что старшина совестлив и надежен. Один из критиков верно заметил, что в Васкове есть что-то от таких образов русской литературы, как Максим Максимыч или капитан Тушин. Но, несомненно, одним из ближайших предшественников Васкова является Василий Теркин.

Конечно, те исключительные обстоятельства, в которых оказались Васков и девушки, неизбежно сближают людей. Но есть в их судьбах и та, подчеркнутая Васильевым общность, перед которой отступает разность воспитания, образования и прочие особенности биографий. Есть то единство отношения к жизни, людям, войне, та общность, которая не требует определений и доказательств и которую иначе не назовешь как народным сознанием, преданностью и любовью к Родине.

Васкову и его девчатам надо «держать позицию», «как ни тяжело, как ни безнадежно — держать». «И такое чувство у него было,— пишет Васильев о Васкове,— словно именно за его спиной вся Россия сошлась, словно именно он, Федот Евграфыч Васков, был сейчас ее последним сынком и защитником. И не было во всем мире больше никого: лишь он, враг да Россия. Только девчат еще слушал каким-то третьим ухом: бьют еще винтовочки или нет. Бьют — значит, живы. Значит, держат свой фронт, свою Россию. Держат!..»

Умирает смертельно раненная Рита Осянина. По самое горло полон печалью Васков, и не может он скрыть от Риты свои невыносимо тяжелые чувства и думы: «Что ответить, когда спросят: что же это вы, мужики, мам наших от пуль защитить не могли!.. Дорогу Кировскую берегли да Беломорский канал? Да там ведь тоже, поди, охрана, там ведь людишек куда больше, чем пятеро девчат да старшина с наганом!

— Не надо,— тихо сказала она.— Родина ведь не с каналов начинается. Совсем не оттуда. А мы ее защищали. Сначала ее, а уж потом канал».

И другое. У каждой из девушек свой «личный счет» к захватчикам, но он связан со «счетом» всей страны. У Риты Осяниной на второй день войны погиб муж, лейтенант-пограничник; но в результате вероломного разбойничьего нападения гитлеровцев на нашу страну уже в первый и во второй дни войны многие наши женщины стали вдовами и многие дети сиротами. На глазах у Жени Комельковой фашисты расстреляли из пулемета всю ее семью; но они подвергли зверскому уничтожению миллионы мирных жителей нашей страны. Судьба родителей еврейки Сони Гурвич, не успевших эвакуироваться из Минска, несомненно была мучительной; но гитлеровцы поставили целью истребление всего еврейского населения. Так «личный счет» девушек из отряда Васкова соединился со «счетом» всего советского народа, свое, индивидуальное оказалось неотделимым от общего, общенародного.