— Своего батька по лысине! — посоветовал Марко, прячась за быками.
— Знай свое дело. Не ввязывайся,— сердито буркнул Тимко.
— Не могу я, брат, работать, когда вокруг такие толстушечки.
— Побегай по полю,— может, утихомиришься…
— Где уж там… Еще ржать начну.
К полудню стало совсем тепло. Девушки жгли прошлогодний бурьян, и пахучий дымок стлался над степью. От пашни несло терпким духом распаренной земли. Тимко скинул стеганку и ходил за плугом в одной рубахе, босиком. На козырьке его военной фуражки поблескивало солнце. Иногда он поднимал глаза от борозды, поглядывал на Орысю, которая разбрасывала вилами навоз, и сердце его тревожно сжималось: «С чего она надулась? Позавчера сидели под вербами, все было хорошо, а сегодня и смотреть не хочет. Может, вправду с Сергием спуталась?» От этой мысли его бросило в жар, и, не зная, на ком сорвать свою злость, он напал на Марка за то, что тот плохо погоняет быков, хотя на самом деле хлопец старался изо всех сил.
Увидев, что Орыся и Ганна, взяв ведра, пошли к озеру за водой, Тимко остановил быков и велел Марку распрягать, хотя до обеда можно было пройти еще не меньше двух рядов.
— Чего так рано? — удивился Марко.— Охрим с Денисом еще пашут.
— Не твое дело.
Марко, распрягая быков, хитро усмехнулся:
— Может, и меня с собой возьмешь? Ганнуся тоже пошла.
— Двух котов в один мешок не сажают.
Тимко взял кнут и, ступая по пашне сильными босыми ногами, стянутыми возле щиколоток завязками от галифе, погнал быков на водопой. Спускаясь в овраг, он сбил фуражку на затылок — смоляные кудри упали на высокий лоб. Навстречу шли девушки с водой.
— Может, помочь?
— Сами справимся.
Девушки прошли не останавливаясь. Лицо Орыси зарделось. Толстая, туго заплетенная коса тяжело лежала на спине; ветер шевелил красную ситцевую кофточку, узкие ступни оставляли на пашне глубокие следы.
— Орыся, постой!
Дивчина остановилась, что-то сказала Ганнусе, и та, взяв ведро, пошла дальше, не оглядываясь, а Орыся повернулась к Тимку и ждала, опустив глаза.
Она кусала пухлую красную, словно спелая вишня, нижнюю губу и была похожа на капризного ребенка.
— Что ты меня десятой дорогой обходишь? — спросил Тимко, обжигая девушку своими черными черкесскими глазами и пытаясь обнять ее.
Она вырвалась и сурово глянула на Тимка:
— Меня этим не возьмешь. Я тебе не Харитя.
— Ха-ха. Уже и Харитину приплела,— засмеялся Тимко.
Тогда она внимательно посмотрела на него, и в этом взгляде была такая отчужденность, что Тимко притих и заморгал глазами.
— Врешь ты, парень, и не краснеешь. Я же сама видела, как ты стоял с Харитиной под вербами.
Орыся круто повернулась и побежала по полю. Тимко крикнул вдогонку, чтоб приходила вечером к озеру, но девушка ничего не ответила. Быстро мелькали ее стройные, крепкие ноги. Тимко долго смотрел ей вслед, потом закурил и пошел загонять быков, которые бродили над озером, пощипывая свежую траву.
К вечеру на полевой стан приехал Прокоп Тетеря. Высокий, сутулый, в брезентовом плаще, он ходил с деревянной саженью по полю, замеряя работу пахарей.
— Нацарапали, как вороны лапами. Две пары быков работало, а что толку? Тоже мне пахари, побей вас нечистая сила,— ругался он.
— Ты войди в наше положение,— оправдывался Охрим, еле ворочая перевязанной шеей.— Как я, примером, буду пахать с таким погонщиком, как Денис? Я ему кричу «цоб» [1] Ц о б — восклицание, которым погоняют быков налево.
, а он поворачивает «цебе» [2] Ц е б е — восклицание, которым погоняют быков направо.
. Я ему кричу «погоняй», а он по сторонам глазеет, не показался ли где заячий хвост. Ружье с собой притащил, быков напугал, пришлось мне самому его носить. Я, правда, был на финской, к оружию привык, да только не к такому. Дуло в двух местах треснуло, курок веревкой примотан, так и жди — бабахнет и голову разнесет. Какая тут пахота, когда живую смерть за плечами носишь?
— Ты мне чертовщины не городи; послали тебя пахать — паши.
— Указывать легко, а ты попробуй сам. Нормы такие придумали, что если быки ноги не протянут, так сам в землю ляжешь.
— Не твоего ума дело.
— Зато руки мои.
— А ты что хочешь: чтобы плуг сам пахал, а ты только штаны подтягивал? Что я теперь в сводке напишу? Вас бы в мою шкуру!
Багровый закат предвещал ветер; на фоне вечернего зарева четко вырисовывался хутор Вишневый; постепенно костер на небе гас; из степи медленно катилась темнота, густая и плотная, как вода в весеннюю ночь. Скоро не стало видно ни хутора, ни полтавской столбовой дороги, лишь неясно выделялся полевой стан, где сходились на ночлег пахари. Метрах в сорока от него ребята разожгли костер и стали варить в казанке ужин.
Читать дальше