Михаил Коршунов - Автограф

Было у Пушкина кольцо от Анны Керн: «…вот вам кольцо моей матери, носите его на память обо мне». Отдано кольцо, принадлежащее матери, значит, оно отдано самому дорогому человеку. На рисунке сороковых годов Керн с гладкой прической, разделенной пробором посредине, — дальше писала Ксения. У нее спокойные глаза и все лицо. Серьги круглые, гладкие. Темное и тоже гладкое, без всяких отделок, платье. На шее тонкая цепочка. Надя Рушева нарисовала Керн — голова повернута влево и слегка опущена. Взгляд сосредоточен и грустен. Волосы заколоты широким пучком. На шее бархотка с камеей. Бархотка и глаза одинаково затемнены, поэтому бархотка подчеркивает сосредоточенность и грусть в глазах. На рисунке Пушкина — Керн в профиль, прическа высокая, пышная, серьга висит длинным листиком. Такой Анна была в 1829 году. Судьба кольца неизвестна. Ксения пыталась отыскать его следы. Пушкин тоже привез и подарил Анне кольцо. С тремя бриллиантами. Судьба его тоже неизвестна. В глубину веков погружаются маленькие тайны. Ушли от современников, от последующих поколений, уходят от нас.

Было у Пушкина кольцо члена литературного кружка «Зеленая лампа». Ему нравилось его рассматривать: на кольце был изображен египетский светильник, похожий на птицу с длинным клювом. Пушкина волновало все таинственное. Он считал, что многое в короткий миг может поменяться местами. Однажды Пушкин запечатал письмо птицей с длинным клювом. Письмо принесло удачу. С тех пор возле птицы положил палочку сургуча и пачку любимой (он любил голубую) бумаги. Пушкину нравилось запечатывать письма: процесс растопления сургучной палочки, когда горячий сургуч падал на конверт, он, прежде чем погрузить в него печатку, распрямлял обратной стороной гусиного пера. Перо обгорело. В конце концов Пушкин писал письма короткими, сгоревшими перьями — оглодками, как вспоминает Пущин, которые едва можно было удерживать в пальцах.

Перстень Пушкина с изумрудом квадратной формы (на портрете, работы Тропинина, этот золотой перстень надет у поэта на большом пальце) находится сейчас в Ленинграде. Наталья Николаевна Пушкина подарила его врачу и другу Пушкина Владимиру Далю, который, как известно, постоянно был в комнате умирающего поэта, не отходил от него. Даль напишет потом автору некролога о Пушкине князю Владимиру Федоровичу Одоевскому о «зеленом перстне» — как гляну на него, так пробежит по мне искорка с ног до головы. После смерти Даля «зеленый перстень» хранила дочь Владимира Даля О. В. Демидова. От нее перстень перешел в Императорскую Академию наук.

Кольцо с сердоликом. На сердолике вырезаны ладья и амуры в ней. Пушкин был в гостях в семье генерала Раевского, в Крыму, в Гурзуфе (Юрзуфе). Он «проиграл» это кольцо дочери Раевского Марии в лотерею. Мария, счастливая, надела кольцо с сердоликом и амурами. Один из амуров играет на флейте. Он будет играть для вас, Мария, — сказал Пушкин. Это я так думаю, что он сказал, писала Ксения. Мария надела кольцо и не снимала его уже больше никогда. Носила его и в Сибири, в ссылке, будучи княгиней Волконской. Она шла среди необозримых снегов и морозов, застывали на ледяном ветру слезы, а маленький амур играл ей солнечную мелодию на маленькой солнечной флейте… И так до конца жизни Волконскую сопровождала эта солнечная сердоликовая песня. Завещала она колечко своему сыну. Затем оно перешло к внуку княгини, может быть, и песня перешла, а теперь оно перешло к нам, и мы все будем сохранять его, как сохраняем память об исключительной русской женщине Марии Николаевне Волконской, жене декабриста и дочери героя войны 1812 года генерала Николая Николаевича Раевского.

Кольцо с бирюзой после смерти поэта носил Данзас, но потерял. Случилось это в Петербурге зимой. Данзас снял перчатку, чтобы расплатиться с извозчиком, и уронил кольцо в сугроб.

Данзас был в отчаянии. На его глазах, сраженный пулей, упал в снег друг; теперь упало в снег, исчезло кольцо друга.

Данзас искал кольцо долго, ему помогал извозчик, но безуспешно. Извозчик уехал, а Данзас остался: не было сил покинуть это место. Уйти — значило уйти от кольца навсегда. Но пришлось уйти. Что делать.

Тот, кто потом вдруг поднял из сугроба совсем неприметное с бирюзой кольцо, никогда не будет знать, какой оно судьбы. И может быть, оно сейчас у кого-нибудь живет, но судьба его никогда не быть опознанным. Оно — великий немой.

А Константин Карлович Данзас до последних дней своей жизни будет помнить об этой утрате. «Данзас был единственным свидетелем преддуэльных часов Пушкина и единственным (со стороны поэта) свидетелем самой дуэли». Он единственный видел, как наводили на Пушкина пистолет, и он единственный, из друзей Александра Сергеевича, видел и слышал смертельный выстрел в Пушкина. И в колечке с бирюзой для Константина Карловича было все это и еще слова умирающего Пушкина: «Возьми и носи это кольцо…»