— Ладно, — закивал Иг. — Накануне ночью мороз ударил. Там у нас заморозки рано приходят. За рябиной в лес мы решили. С уроков сорвались. А жрать охота. Хоть по куску какому. Вот меня ребята к нам и послали. Скинул я в сенях чеботы. И в кухню по-тихому. Тетка после ночного дежурства отсыпаться должна была. Вдруг… Всхлипы какие-то… Да голос-то не один. Подкрался я к двери, в щель глянул… Сидят за столом Илья Ильич с теткой и оба ревут. Старик без слез, как всегда. Пьяненький, но не сильно. Слова неразборчиво говорил. Все про какую-то «находку» Маринкину в подвале твердит. Про лоскут в горошек красный… Говорил, говорил да как завоет. И тетка за ним. Старик хрипит, трясется, пропил, говорит, я дьяволу душу и совесть свою. Меня сжечь мало. Но страшно Маринку одну оставлять. К тому же долг громадный Степану Николаевичу на мне висит. Тетка лицом в подзор уткнулась и навзрыд. Я убежал…
— Иг, когда мне рассказал, я не поверил ему. Не мог. Не хотел. Поцапались мы до крови, — грустно усмехнулся Ник. — А дальше… Снег первый выпал. Пошел я как-то с Маринкой в свой лес. Деревья ее любили. Маринка их тоже понимала. Как пришли мы к добрым дубам, я у Маринки и спросил про Анюту. Она мне все, как было, рассказала. Спокойно говорила. И про лицо тетки Зины, когда та у нее лоскут отнимала. Елена, поставь чайник. А я сырой еще хлебну.
* * *
Иг не спеша извлек из кармана шарик с перламутровой синусоидой внутри. Несколько раз подкинул шарик над головой. Кидал правой рукой, а ловил левой, у самого пола.
Закончив жонглировать, Иг уселся верхом на стул, заговорил, припоминая:
— После лесного разговора с Маринкой Ник замолчал недели на две… Покрутили мы, поприкидывали и решили брать магазин. Артему и Герасиму, само собой, ничего не сказали. Отдали им долю сладостей, и все… Мы как рассчитали? Деньги, что можно было от продажи вина и папирос получить, разделить на две части. На одну часть оружие и бензин купить. Другую — Маринке отдать, чтобы им с дедом было на что жить, если нас в тюрьму посадят.
— А сколько денег вы Маринке отдать хотели? — заинтересовался Шашапал.
— Не успели мы ничего сделать, — сморщился Иг. — Первый раз на пробу слишком мало взяли. Второй раз помешали нам. Только мы бутылки и папиросы закопать успели, как Зинаида Ивановна милицию с собакой вызвала. А вот взяли нас, как дураков… Потому что всем скопом на сеновал рванули. Да еще дожидались, пока нас одного за другим вниз собака таскала. Надеялись, что пронесет. А уж там чуть не весь поселок собрался. Степан Николаевич с Зинаидой Ивановной. Кулаками дергают. Орут на всю страну. Грабители! Мародеры!.. Тетка руками от стыда закрылась. Плачет. Люди пальцами тыкают. А мы губы закусили. Руки назад, идем и ни звука… Как хотели отомстить — не вышло, но все равно тех гадов захомутали.
— Каких гадов? — не понял Шашапал.
— Зинаиду Ивановну и Степана Николаевича, — мрачно процедил Иг. — Мы поначалу молчали все, когда нас допрашивали… Каждого отдельно. Потом очные ставки пошли. И тут, когда Зинаида Ивановна орать начала, что мы десять банок икры и пятнадцать бутылок коньяка стащили… Я про все подлючие дела этой семейки высказал. И про свиней! И про Анюту! А тут Илья Ильич в милицию сам пришел. Попросил, чтоб судили его…
— А сестру Маринкину нашли? Анюту? — невпопад спросил Сергей.
Звонки в дверь перебили вопрос Сергея. Хлопнуло расшатанное парадное. Ломкий голосок в коридоре требовательно спросил:
— А где мой брат Игорь?
Через миг в комнате появилась остроглазая чернявая девчонка с косичками торчком.
Завидев Ига, девчонка вспыхнула большеротой улыбкой, выпалила, сглатывая окончания слов:
— Вам немедленно велено идти обедать! Тебе и вот ему! — ткнула она указательным пальцем в Ника.
Иг зарделся от счастливого смущения. Не дожидаясь ответа, большеротая пигалица набросилась с вопросами на Сергея:
— У тебя ноги протезовые?
— Нет. Свои, — сконфузился Сергей.
— Зачем же ты костыли носишь?
— Я их выброшу скоро, — пообещал Сергей.
— Из окна? — уточнила пигалица.
— Да нет… Просто так…
— Давай лучше их распилим, и кубики выйдут, — предложила девчонка. — А мой брат Игорь построит из кубиков для всех зверей и кукол дом.
И пришло утро предпоследнего воскресенья июня.
Проблуждав где-то в зарослях чужого времени, насмешливое утро по своему разумению вольготно разлеглось на подоконнике. Насвистывая и болтая ногами, оно великодушно разглядывало заспавшихся хозяев. Утро снисходительно потянулось, громко прозвенел сворачивающий на мост трамвай, и сейчас же в комнате началась суматоха.
Читать дальше