Антон Макаренко - Педагогическая поэма. Полная версия [litres]

В особенности интересует меня этот вопрос о борьбе. Стоит на нем остановиться подробнее. Лучшего примера невежества, ханжества и преступления перед всем нашим делом я, пожалуй, не найду. А пример не только хороший, но и замечательно характерный.

Как представляет себе Шульгин в наших условиях после Октябрьской революции борьбу в детском доме для завоевания самоуправления? Если эта борьба, по мнению Шульгина, необходима для того чтобы самоуправление было правильное, то как должен отнестись к этой борьбе воспитатель? Вероятно, он должен и сам принять в ней участие в качестве противной стороны. Как он это должен делать – искренно бороться со стремлением детей к самоуправлению или “с понтом”, как говорят наши воспитанники. Очевидно, что искренно он не может это сделать, ибо в таком случае его в шею нужно гнать из детского дома, даже не ожидая окончательной победы детского самоуправления. А если “с понтом”, то очевидно т. Шульгину придется написать еще одну книгу примерно под таким заглавием: «Как нужно педагогу валять дурака в детском доме», – так, однако, чтобы из сего была польза, а не вред? В этой книге Шульгину нужно будет обязательно хорошенько облюбовать одну важную главу, в которой должна быть преподана маленькая методика, поучающая нашего педагога, как в процессе этой борьбы довести детей до такого состояния и совершенства, чтобы они не только завоевали самоуправление, но чтобы это самоуправление обязательно состояло из учкомов и деткомов и вообще было таким, каким положено по книжке т. Шульгина, иначе нечем ему будет покрыть монархически буржуазную европейскую педагогику…». (РГАЛИ, ф. 332, оп. 4, ед. хр. 97, лл. 48–49 об.)

Выделенный курсивом текст печатался иначе: «Все это происходило на фоне почти полного моего разрыва с “мыслящими педагогическими кругами” тогдашнего Наркомпроса Украины. В последнее время отношение ко мне со стороны этих кругов было не только отрицательное, но и почти презрительное. И круги эти были как будто неширокие, и люди там были как будто понятные, а все же как-то так получалось, что спасения для меня не было. Не проходило дня, чтобы то по случайным, то по принципиальным поводам мне не показывали, насколько я низко пал. У меня самого начинало уже складываться подозрение к самому себе.

Самые хорошие, приятные события вдруг обращались в конфликты. Может быть, действительно я кругом виноват». (Пед. соч., т. 3, с. 425.)

Речь идет о добровольном обществе «Друзья детей» (в РСФСР – «Друг детей»), которое возникло в 1924 г. на базе комиссий по охране интересов детей; в 1925–1933 гг. общество издавало ежемесячный журнал «Друг детей»; в 1935 г. общество прекратило свою деятельность.

Выделенный курсивом текст печатался иначе: «… создавали вокруг меня невыносимое организационное одиночество, к которому, впрочем, можно и привыкнуть. Я уже научился понемножку каждый новый случай встречать с угрюмой готовностью перетерпеть, как-нибудь пережить. Я старался не вступать в споры, а если и огрызался иногда, то, честное слово, из одной вежливости, ибо нельзя же с начальством просто разговаривать». (Пед. соч., т. 3, с. 426–427.)

Выделенный курсивом текст печатался иначе: «Я чувствовал в себе страшное упрямство, не упрямство прямоты, не упрямство торжества, нет, упрямство горечи и какой-то неопределенной беспросветности моей работы». (Пед. соч., т. 3, с. 429.)

В рукописи сохранился текст первоначального варианта приговора:

«Приговор.

Товарищеский суд колонии имени Горького считает: Ужиков поступил как подлый враг трудящихся колонистов. Работает сам он всегда плохо, а жить хочет лучше трудящихся, он смотрит на колонию как чужой человек и только и думает, чего бы украсть в колонии. Наши лучшие друзья-рабфаковцы, которые построили нашу колонию и показывают нам путь вперед, – они живут бедно и стипендию получают маленькую. Кто их может обокрасть? Это может сделать только наш общий и коварный враг, которого нужно беспощадно истреблять и гнать из Советского Союза. Ужиков заслуживает того, чтобы выгнать его из колонии, пусть живет где хочет, а если и пропадет, нам не будет жалко.

Но товарищеский суд еще раз дает Ужикову возможность сделаться честным трудящимся». (РГАЛИ, ф. 332, оп. 4, ед. хр. 8.)

Выделенный курсивом текст печатался иначе: «Они сделались традицией коллектива, в которой он разбирается уже лучше меня и который наблюдает не по случаю, не по поводу скандалов и истерик, а ежеминутно, в порядке требований коллективного инстинкта, я бы сказал». (Пед. соч., т. 3, с. 434.)