«Что самое главное? Чтобы я был уверен в том, что не виноват в гибели комиссара…» — пытался утешить себя Тихомиров, и тут неожиданно, к удивлению своему, он вновь ощутил некую неосознанную тревогу: вроде бы еще какая-то мысль зарождалась… Он постарался отделаться от этого нового бремени, подумав о делах более насущных, и это без труда ему удалось.
«Собрать вещи, собрать вещи — и к дежурному по части… Двадцать минут…»
Он повернулся и направился назад, к землянке хозвзвода. Пройдя несколько шагов, он обнаружил в поле своего зрения повара, двигавшегося в одном с ним направлении, с котелком в руке, и сообразил, что повар несет кому-то завтрак — кому же, как не ему?
— Семеныч! — окликнул Тихомиров старика, кашеварившего еще в гражданскую. Голода он не ощущал, но надеялся, что беседа с приятелем поможет ему отвлечься от страшных мыслей — и реальных, и еще только зреющих. «Интересно, знает или нет? Наверное, знает».
— Поешь, браток, горяченького, — сказал повар, когда они сошлись, и достал из кармана алюминиевую ложку.
Неожиданно для себя Тихомиров опустился на землю и стал хлебать густой, горячий суп. Ему полегчало.
— Ну? — Повар присел на корточки. — Сердит? — Он кивнул в сторону землянки командира полка.
— Страшно сказать.
— А давеча… — повар махнул рукой. — Сергея-то Иваныча к медпункту привезли, я в аккурат рядом был. Он на поросль, в кустарник упал, парашют не раскрытый, только снаружи ветками нарушен, а сам он — целый, а жизни нету. Полковник как увидел, задрожал весь, на колени стал, своим платком ему лицо вытер…
Замерший было Тихомиров снова стал хлебать суп. Повар грустно смотрел на него.
— Как же ты так, Тимоша? — спросил он немного погодя. — Как же ты так?
— В том-то и дело, — торопливо заговорил Тихомиров, словно только этого вопроса и ждал. — В том-то и дело, Семеныч, как?! — Он поставил котелок на землю, бросил туда ложку, в голосе его зазвучали протестующие нотки: — Сам понимаешь, что́ я доказать могу, ежели полковник лично бой видел? Да и парашют ветками потрепан, говоришь… Что?! А только запомни, что я тебе скажу: парашют Сергея Ивановича был уложен правильно.
— Правильно? — Повар поднялся, достал папиросу, стал закуривать. — Правильно? А ты полковнику докладывал?
— Не успел, — пробормотал Тихомиров. — Все сразу против меня было, я вину свою почувствовал. И потом… Понимаешь, я тогда еще не был окончательно уверен…
— А-а… — недоуменно протянул Семеныч. — Ну, коли так… Но это худо, однако.
— Хуже некуда, — кивнул Тихомиров. — Двадцать минут дал на сборы, и в трибунал отправят, а уж там…
— Скорее всего, в штрафбат, — задумчиво резюмировал повар и поднял котелок. — К себе шел?
— К себе, — подтвердил Тихомиров. — Вещички собирать.
— Пойдем, провожу.
— Пошли, пошли, — встрепенулся Тихомиров, и друзья зашагали рядом. — Да, послушай, — вспомнил он давешнюю встречу, — передай Авдюшке карточки, а то парень и смотреть на меня не стал, ровно я преступник какой…
Он достал смявшиеся кусочки картона и бережно вручил повару.
— Осатанели они, — буркнул тот, сунув карточки в карман гимнастерки. — Ведь прямо на глазах — вот что им обидно. Он раньше всех успел взлететь…
— Да… — неопределенно уронил Тихомиров и снова замолк.
— Слышь, Тимоша, — тронул его за рукав Семеныч, пройдя еще метров пятьдесят, — я вот случай вспомнил… У нас, в девятнадцатом, пулеметчик тоже был один — пулемет запорол… А пулемет тогда, знаешь… И его, как тебя, в трибунал… А он возьми и попроси сутки — дескать, пулемет достану у белых…
— Ну?
— Поверили. Достал.
— Ну и что? — мрачно сказал Тихомиров, с удивлением ощущая, как всколыхнулась та самая, вторая, не оформившаяся еще мысль. — Что я за сутки сделать смогу?
— Комиссара ты не оживишь, это верно, — вздохнул повар. — Но ежели от дела рассуждать — выход быть должон.
— Как же я доказать могу? Ну как?! — Тихомиров вдруг стал как вкопанный. Он даже побледнел от напряженных попыток вцепиться в ускользавшую, как угорь, мысль; голова буквально разламывалась на части.
— Да уж конечно… — повар тоже остановился.
— Слышь, Семеныч, — Тихомиров неожиданно шагнул к старику и взял его за рукав. — А где сейчас… где парашют?
— Сергея Иваныча? Возле медпункта.
— Возле… медпункта… — медленно шевеля губами, повторил Тихомиров.
— Как лежал, так и лежит. Да я же тебе толкую, что он нарушен, ничего по нему не докажешь…
— И никто не трогал?
Читать дальше