Владимир Михайлов - Спутник «Шаг вперед»

Герну, которого многие астрономы Земли называют своим учителем, удалось с помощью гравителескопа обнаружить то, что он считал Трансцербером. С этого все и началось. Открытие неизвестного небесного тела под боком, на окраине солнечной системы — за Плутоном и Цербером, — всколыхнуло умы астрофизикоз и космологов. Кое-кто из ученых вообще сомневался в существовании Трансцербера. Его не наблюдал никто до Герна и никто после него.

Однако никто из ученых смежных и далеких астрофизике наук не сомневался в том, что за орбитой Цербера есть «нечто», открытое Герном. Ведь не кто иной, как Герн, с помощью своего гравителескопа установил в свое время связь с «Джордано». А корабль считали погибшим в течение полутора лет, и так оно почти и было. Возможно, конечно, Герна подвела аппаратура. Но это-то и казалось самым невероятным.

И вот «Гончий пес» под вымпелом капитана Лобова выходит на орбиту гипотетического Трансцербера. Исследователи заняты у приборов. Пилоты устроились за шахматным столиком. Капитан Лобов — в кают-компании. Он для своего собственного удовольствия крутит старые фильмы. Инженер Риекст, который впервые летит на подобного типа корабле, боясь увидеть улыбки на лицах старожилов «Гончего пса», не впервые уже старается расслышать, как работают диагравионные двигатели. Работают они совершенно бесшумно. Кстати, именно это обстоятельство и заставляет Риекста напрягать слух.

Один из исследователей отрывает взгляд от экрана и негромко произносит:

— А считать придется много. Сюда бы хорошего вычислителя… Вот у меня на Земле знакомый парень, Андрей Коровин. Воспитанник самого Слепцова. Удивительно даже: сам Слепцов смотрит на Андрея, а в глазах у него восторг. Не хотелось бы мне, чтобы с Коровиным, ну, случилось что-нибудь…

— Что может случиться на Земле? — бормочет другой исследователь.

— Все, — задумчиво произносит пилот, который играет черными. — На Земле может случиться все.

— А вот Коровин, знакомый-то мой, он твердо уверен: ничего неожиданного на Земле произойти не может…

Когда Коровин говорил это, он всегда улыбался, словно извиняясь. У Андрея были добрые пухлые губы, и когда он улыбался, то открывались отличные зубы, такие белые, что голубоватыми казались. А глаза у него и взаправду голубые, только они щурились от улыбки, будто от собственного света ее.

И сейчас губы Коровина тоже были раздвинуты, и виднелись зубы белые, даже голубые, а глаза прикрыты,

Но Коровин не улыбался, Он был мертв.

Был мертв минуту…

Две… Пять…

Над лесом пронесся аграплан.

А тем временем прошли восьмая, девятая минуты.

Десятая…

Аграплан завис снижаясь.

И десятая минута прошла. Теперь Андрей Коровин был по-настоящему мертв. Его уже не спасли бы все друзья в мире. Те друзья, которые в эту минуту еще говорили о нем «есть» и называли по имени,

Имена долговечнее. Это относится не только к людям. Стрельба пережила лук и стрелы, слово «корабль» уже столетие не вызывает представления о водном транспорте. Или «лаборатория»…

Кедрин медленно повел глазами слева направо, как читают. Современник дизельного океанского корабля, пожалуй, не догадался бы, что попал в лабораторию. Приборы, аппараты, инструменты, посуда — где они? Глубокие кресла, зеленая ветка в тяжелой вазе, мягкие тона стен, выбранные Кедриным на сегодня, на одной картина: «Греза о познании». Все. Окно во всю стену, и за ним — деревья, зеленоватый свет лесного полудня.

И все же это лаборатория — место, где работают. Здесь ищут и находят новые конструкции портативных точечных излучателей. Они нужны для аппаратуры дальней наземной, подводной, планетарной и стелларной связи. Аппараты связи конструируются в других лабораториях института. Здесь — только точечные излучатели. Но зато все, кто занимается точечными излучателями, работают в этом секторе. Двое из них — в этой лаборатории. Придумывают, конструируют, моделируют…

Именно моделируют. Все в мере, весе и числе — как, по слухам, сказал еще Пифагор. Можно подумать, что он предугадал электронное моделирование. Не надо выдувать, паять, собирать схемы. Достаточно пересесть на кресло справа…

Кресло было занято. Это вывело Кедрина из раздумья. Прошла целая секунда, пока он вспомнил, почему здесь посторонний.

Велигай сидел боком к Кедрину, вытянув ноги и откинувшись. Он глядел в окно, тени от листьев дрожали на его лице, круглое, простоватое лицо было безмятежно, уголки большого рта все еще плавно уходили вверх — человек улыбался. Потом они дрогнули.