Лев Кожевников - Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

— Да нет, — решительно возразил Кропачев. — Плывун, это когда вода есть. А колодцы, все три, вишь, обсохли. Ушла вода, — он зло сплюнул и подытожил какую-то давнюю свою мысль: — На дурное дело трава не растет, не то что…

Не договорил.

— А ты, Анатолий Степанович, чего молчишь?

Участковый с хмурым видом решительно отрубил:

— Плохо искали.

— Ты думаешь?

— Знаю. Голыми руками, на шару Ходыренка не возьмешь. Что-что, а концы хоронить умеет.

Алексей, хотя был расстроен неудачей, рассмеялся. Братская неприязнь становилась забавной.

— Что значит хоронить концы? Например?

— Охотник он. Пушник. Да и по рыбе тоже мастак, не отнимешь, — нехотя проговорил Суслов, и было понятно, что сказано не в похвалу. — Вреде леса кругом повывели, а Ходыренок даже в поскотине умудряется, по десятку лис берет за сезон капканами. Больше, чем все райохотобщество. Браконьерит, конечно. Кое-что похуже сдает для отвода глаз, остальное — налево по черной цене. И ни разу, кстати, не попался. Ни с мясом, ни с рыбой, ни с пушниной.

— А может, слухи? Мало ли, прихвастнул раз-другой. И покатилось?

— Не слухи. Сам с ним бывал, знаю. Вон, второй «жигуль» добивает. В пожарке таких денег не платят.

Теперь Алексею была понятна причина неприязни участкового к двоюродному брату. Отнюдь не по долгу службы. Удачников и вообще талантливых людей худо терпят, сразу ставят вне закона и травят непримиримо до скончания дней. Он поднялся, постучал по циферблату.

— Через сорок минут собираемся. На этом самом месте. Желательно, каждый с вариантом.

Пенсионер Кропачев и Веремеев, оба с важностью кивнули и углубились в размышление. Алексей один отправился к Устиновской избе, которая располагалась рядом с железной дорогой. Под «хазу», да еще с тайником, она разумеется не годилась. Слишком торное место в отличие от ходыревской усадьбы, расположенной в полукилометре от железки, к тому же на отшибе, почти в лесу. Другое дело, что Суходеев, воруя, наверняка, не ограничивался одним ходыревским имуществом. Мог заглянуть сюда тоже и нарваться… А если нарвался, то зачем отсюда тот же Устинов или Ходырев, или кто-то из «олигофренов» потащит труп на себе в гору за двести метров, чтобы свалить в колодец? Гораздо проще перенести за линию. А там — дикая вырубка десятилетней давности, черт ногу сломит. Лучше места не придумаешь. Через месяц зверье обгложет труп до костей, и тех не оставит. Но пусть поработает криминалист, с выводами забегать не стоит.

В избу он заходить не стал. Поднялся по насыпи. Его внимание привлекла неглубокая выемка в десятке шагов от тропы. Насыпь была — шлак с песком, но местами она успела обдерниться, местами сохранились проплешины с редкой щеточкой травы. Пожалуй, яма выглядела здесь не вполне логично. Зеленые травинки, подрезанные, надо думать, лопатой, не успели даже подвялиться. Правда, под действием дождя контуры ямы оплыли, и она походила теперь на воронку.

Алексей постоял, соображая, потом сунул в карман пригоршню песку из ямы и повернул назад. По пути он сделал небольшой крюк мимо барака, где были обнаружены человеческие останки, подобрал возле крыльца проржавелый, но крепкий еще ковш.

Веремеев с Кропачевым сидели вдвоем, как он их оставил, в глубоком размышлении. Посасывали папироски. Алексей попросил перевязать на конец шеста вместо крюка ковш, мол, у них это неплохо получается. Когда черпак был готов, он опустил шест в колодец и повозил черпаком по дну. Потом, перехватываясь, вытащил его наружу, заполненный вонючей, липкой грязью. Оба помощника наблюдали за его действиями с озадаченным видом.

Алексей опрокинул содержимое на землю и, волоча шест за собой, двинулся к другому колодцу. Веремеев с Кропачевым молча последовали за ним.

Второй колодец оказался гораздо глубже, и пробу грунта удалось подцепить только с третьей попытки. Зато в черпаке вместо липкой, вонючей грязи оказался сырой песок с частицами шлака.

— Ну? И че будто бы? — подсунулся Веремеев. Даже сунул в песок палец, потрогать.

Алексей вывернул из кармана на ладонь принесенный с собой песок, подмигнул.

— Плывун.

— Дак это… где взял-то?

— С насыпи.

— Вот так да-а… — Веремеев поскреб в затылке, потом подхватил с земли черпак и, спотыкаясь, едва не вприпрыжку устремился к третьему колодцу, через пять минут он показался назад.

— Ну? — грозно издали спросил Кропачев.

— Грязь, гольная.

— А я тебе че говорил? — удовлетворенно кивнул Кропачев, хотя ничего такого он не говорил. — Откапывать теперь надо.