Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

— У нас не холодно? — кутаясь в теплый платок, спросила хозяйка.

— Что вы, очень тепло, даже, пожалуй, жарко, — удивившись ее вопросу, ответил Северцев.

— Мне всегда теперь холодно, вы уж не обращайте на меня внимания, — проговорила Лидия Андреевна и вышла из комнаты.

Степанов, заметив недоумение Михаила Васильевича, рассказал ему, что когда началась война, Лидия Андреевна поспешила поехать за родными в Ленинград, но их уже эвакуировали, а ей выехать не удалось — осталась там до открытия Дороги жизни. Пережила самую тяжелую блокадную зиму. Очень страдала от холода, но старинную мебель красного дерева берегла как семейную реликвию, не топила ею. А однажды на месте дома она нашла пепелище… И вот с тех пор постоянно мерзнет…

Мужчин пригласили в столовую. Здесь Светлана уже накрыла стол. Виталий Петрович подошел к холодильнику, достал бутылку, подержал в руках и поставил, потную, на стол, чтобы полюбовались. Потом вытащил длинную пробку и разлил вино в чайные стаканы. Лидия Андреевна осуждающе посмотрела на мужа, но он оправдался:

— Это же токай, рюмками руку отмахаешь… Со свиданьицем, как говорят чалдоны! — И, выпив, скорчил кислую мину.

Северцев смотрел на стакан, покрывшийся бусинками влаги.

— Михаил Васильевич, помогай нам — давай драгу! Мы разведали богатую россыпушку, как-нибудь свожу тебя туда, сам убедишься.

— Возьмите с Матренинского прииска: там драга третий год на консервации, полигон отработали, — предложил Северцев.

— Я заготовлю распоряжение за твоей подписью, но боюсь — банк не согласится, — усомнился Степанов.

— Его это не касается, это наше дело… Откровенно скажу: завидую я тебе, Виталий Петрович, — каждый день у тебя по-настоящему творческий. Вот надумал ты драгу построить — это будет весомый довесок к твоей золотой программе. Признаюсь, в последнее время ко мне все чаще приходит мысль изменить работу, хочется не командовать, а создавать самому. Это Рудаков? — спросил Северцев, разглядывая висящую на стене фотографию.

— Он самый. Мы давно знаем друг друга. Еще на Южном прииске вместе спину гнули, комиссаром у меня был. Я передал ему Южный, когда сюда приехал. Но Сергей Иванович недолго директорствовал на Южном, его избрали секретарем райкома партии. Потом учился в Москве, в Высшей партийной школе. Теперь он секретарь у нас в горкоме… Светлана, пельмени варишь? — крикнул Виталий Петрович дочке.

— Скоро будут готовы! — откликнулась она.

Перед пельменями Степанов принес бутылку спирта, но налил только себе. Северцев категорически отказался. Степанов был недоволен гостем — пельменей он съел только двадцать штук. Хозяину пришлось доедать свою сотню в одиночестве.

— Ты, Михаил Васильевич, ешь как птичка, небось фигуру бережешь, — иронизировал Степанов.

— Зато ты, Виталий, свою давно не бережешь, — заметила Лидия Андреевна, убирая со стола.

— Мне она ни к чему, я женатый, а Михаилу Васильевичу нужно блюсти, — подмигнув, заметил он.

Долго беседовали гость с хозяином. Разошлись только под утро, когда зарозовел восток.

Степанов долго не мог заснуть, ворочался со спины на бок, думал о дочке. Из последнего туристского путешествия Светлана вернулась совсем другим человеком. Будто подменили ее… Влюбилась? Вот и дожили! Дочка уже влюбилась… А ведь еще стоит перед глазами Виталия Петровича встреча, положившая начало другой любви…

Виталий тогда был на последнем курсе Горного института, а Лида только начинала учиться в Консерватории. Там они и встретились на студенческом вечере. Хорошенькая, как сейчас Светка, она была окружена толпой поклонников-студентов, на которых бесцеремонно покрикивала и заставляла выполнять любое, самое взбалмошное, ее желание. А вот перед Виталием Лида как-то сразу присмирела… Забавно все это вспоминать!.. Так в кого же все-таки влюбилась дочка? В Валентина Рудакова?.. Нет, вот уж не Валентин герой ее романа… В кого бы она ни влюбилась, как научить ее быть счастливой?.. Да и вообще — можно ли этому научить?..

Счастье не игра в бабки на майдане: свинчаткой счастливый кон не выбьешь.

Виктор Северцев сидел в майке и трусах за письменным столом в своей маленькой комнате и сосредоточенно читал очень скучную брошюру, придвинув ее к настольной лампе. Этот курносый и веснушчатый парень, длинный, угловатый, совсем не был похож на Михаила Васильевича, мало общего у него было и с Анной, — словом, уродился он, как говорится, ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца…