Андрей Молчанов - Новый год в октябре - роман, повесть

С улицы донесся укоризненный гудок. Заждался Игорь… Я обернулся в сторону машины, и в следующую секунду передо мной мелькнула она, Марина; замешкалась, как бы споткнулась…

— Я… так ждал тебя! — вырвалось у меня и страстно, и с горечью, и с заискиванием.

Улыбнулась. Принужденно и беззащитно. И вдруг, как в лихорадке, почудилось, что ничего не кончено, а только начинается, и счастье вот, рядом, ну же…

— Марина. — Я коснулся тонких пальцев ее. — Изгнать — твое право, но…

— А что остается делать? — Улыбка превратилась в стылую усмешку. Она высвободила руку. — Начать все… сначала? Для этого надо любить. А что было у нас? Приключеньице, основанное на минутных симпатиях. Я про себя, но и того достаточно… в смысле невозможности полного счастья.

Меня одолевают раздраженность и скука.

— Тебе куда ехать? — перебиваю. — Если домой — подвезу.

Влезаем в машину. Тут доходит, что Игорь…

— А, вы же знакомы! — заявляю с натужной иронией. — Кстати, — развязно хлопаю Игоря по плечу, туго обтянутому нейлоновой курточкой, — всемогущий человек. Пользуйся моментом, Марина, и если надо — проси чего пожелаешь. Решение всех проблем. Житейских имею в виду.

Тот заметно мрачнеет. Чего-то я такое… Переборщил, кажется. Но продолжаю с той же фамильярной сатирой в голосе:

— Давай-ка, Игоречек, жми на педали. Отвезем кинозвезду, куда ей заблагорассу…

Он неторопливо оборачивается. Глаза его округлены внимательным созерцанием моего лица и напряженно пусты.

— Слушайте, — роняет он сквозь стиснутые зубы, — поэты и актеры… Я хоть убог в сравнении с сиятельностью и широтой ваших интеллектов, но я не вещь. Не продаюсь и навроде гаечного ключа не используюсь. Так что… Пожалуйста, освободите салон. Вы, — брови его сдвигаются в сторону Марины, — не забудьте сумочку. Ты же, друг Вова, номерочек.

— На прощание, Игорь, — отзывается Марина, — хочу заметить: вы излишне прямолинейны. Это ваше самое сильное качество и самая слабая сторона. Она вызывает… ироническое уважение.

После она забирает сумку, я — номерочек, и в подавленном состоянии мы освобождаем салон. Я что-то цежу, морща лоб, типа: псих он, Игорь, дурак, обидчивый, вообще — пустяки, не бери в голову, но ответом мне служит утомленный вздох и презрение в суженных глазах, выискивающих в потоке машин такси. Вот и такси, но составить компанию мне не удается: она с треском захлопывает дверь, кратко бросая вылупившемуся на ее лицо шоферу:

— Вперед!

Стою, тупо изучая цифры и буквы на своем номерном знаке. Краска на буквах и цифрах облупилась и вспучилась от ржавчины. Надо обжечь, зачистить, обезжирить и покрасить вновь — так Игорь поучал час назад…

Еще такси. Сесть в него опять-таки не удается: из-за спины выпрыгивает проворный гражданин в темных очках, в европейской кепке с блинчиком пуговки на макушке и вмиг оккупирует машину. Я вижу его щеку, сведенную в злорадной ухмылке, и неожиданно узнаю в нем режиссера.

Снова такси, но тут вспоминается, что бумажник забыт дома, я располагаю какими-то копейками, и потому ничего не остается, как тащиться на остановку автобуса. Игорь — сволочь. Маринка — стерва. Я — идиот.

Вернулся муж с огромным чемоданом.

Радость встречи, изучение заграничного содержимого чемодана, восторг перед обновками, во взаимоотношениях — согласие и уступчивость, ночь — как брачная, короче — разлуки имеют большое и полезное значение, они — спасательный круг в штилях и штормах топящего нас семейного быта.

Неделю жили как молодожены. Затем — началось!

Пришел со спектакля. Побродил по квартире, поиграл желваками, высказался относительно пыли на серванте и на телевизоре.

— Яблочки вот, — угодничала я, стараясь не нарываться. — Весь день по магазинам…

Брезгливо взял яблоко. Надкусил, перекосился и хамски бросил на скатерть:

— Тьфу, деревянные какие-то…

Заставляю себя оставаться терпимой и благожелательной. Дергаю плечом, беру яблоко за хвостик, несу в кухню.

— Ужинать будешь? — вопрошаю бесстрастно. — Что приготовить?

— То же, что и своим любовникам… Володе этому…

— Что-что? — присаживаюсь в кресло, морща лоб в недоуменной сосредоточенности.

— Ты передо мной не играй… в невинность помыслов и восприятий! — подскакивает он. — Такие доказательства, что…

Страх. Панический. Но мысли отстраненно-ясны… Откуда? Режиссер…

— Постой, — говорю хладнокровно. — Откуда информация, знаю. Знай и ты. Режиссер этот лип ко мне, как оса к арбузу. И чтобы избежать этого лиха, пришлось…