Яков Липкович - И нет этому конца

— А!.. Ну, ладно, — сказала Зина, поднимая Бедра. — Заболталась я тут с вами!

Пройдя несколько шагов, она обернулась и упрекнула санитаров:

— Хоть бы помог кто-нибудь!

Но те лишь мялись да переглядывались. Первым дрогнул Панько. Догнал Зину и подхватил ведра.

А через полчаса вернулся старшина — мрачный, с перевязанной рукой. На наш берег его доставили на лодке два бородача в шапках с красными ленточками — днепровские партизаны. На мой вопрос, что с ним, он отозвал меня в сторонку и доложил, что в первом отделении чепе — куда-то исчез Чепаль. Еще вечером Сперанский послал его вон в те хаты за молоком для раненых. Назад он уже не вернулся. Может, дезертировал, а может, сбежал к немцам: его тесть, сказывал Коваленков, был полицаем. Хорошо бы поспрашивать Задонского — все-таки из одного села, вместе ели, вместе пили.

Сам же он, Саенков, на том берегу обшарил все хаты, и нигде никаких следов. Зато пока искал — чуть не схлопотал пулю. А это? Так, слегка оцарапало…

— Да, с этим народом ухо надо держать востро! — сказал я и вдруг вспомнил, что почти теми же словами предупреждал меня о бдительности капитан со жгучим, пронизывающим взглядом. Тогда я ему не поверил. Даже осудил в душе за недоверие к людям. А возможно, он был прав…

Позвали Задонского.

Тот подошел, доложил почти по-уставному:

— Товарищу лейтенанте, явився по вашему наказу!

Его круглое усатое лицо с большими мешками под глазами выражало беспокойство.

— У меня к вам несколько вопросов, — сказал я.

— Пытайте. У мене вид вас тайн нэмае! — бойко заявил он.

— Вы хорошо знаете Чепаля?

— А що вин наробыв?

Итак, началась игра в кошки-мышки…

— Да ничего особенного, — соврал я.

— Та знаю трошкы. Людына як людына! — осторожно ответил санитар.

Но тут не выдержал старшина:

— Брось финтить, Задонский! Нашел перед кем дурочку валять!

— Яку дурочку? — удивленно и испуганно переспросил тот.

— А вот яку: сбежал к немцам твой Чепаль!

— Чепаль — до нимцив? — Вид у Задонского, точно его обухом по голове ударили.

— Или дезертировал, — постарался я несколько смягчить обвинение.

— Це не може буты, — негромко произнес санитар.

— Почему? — обрадовался я.

— Вин так чэкав наших, так чэкав…

— Не так, как у нас в поселке одна… стерва? Мужа ждала, а соседу дала? — со странным выражением лица проговорил старшина.

— У нього и сын був в партизанах.

— Сын в партизанах, а тесть в полицаях? С обеих сторон подстраховался?

— Вы и про тестя вже знаете?

— А ты как думал? — усмехнулся старшина.

— Так Чепаль за того тестя не видповидаэ! Той тесть вид першей жинкы.

Старшина повернулся ко мне:

— Ишь как закругляет! На все у него опровержение ТАСС имеется!

И опять к Задонскому:

— А ежели он у тебя такой хороший, то, может, скажешь нам с лейтенантом, куда он, такой хороший, подевался, покинул свой боевой пост?

— А як я можу то знаты? — пожал плечами Задонский. — Я на цьому берези, вин — на тому…

Мы со старшиной переглянулись. Дальше вести разговор было бессмысленно.

— Ладно, идите, Задонский, — отпустил я санитара.

Он неловко повернулся и зашагал к землянке.

— Куда же девался Чепаль?

— А хрен его знает! — произнес старшина. — Может, еще заявится…

Утром ко мне на перевязку пожаловал сам комендант переправы. Следом за ним в землянку спустился паренек в мятой шинели с солдатскими погонами. На его красненьком носу поблескивали очки в железной оправе. «Наверно, с майором», — решил я.

Лицо коменданта выражало смущение.

— Поглядите, лейтенант, что-то там все мокнет и тянет…

— Пожалуйста, раздевайтесь, товарищ майор, — произнес я и с упреком посмотрел на него. Кто-кто, а он, человек образованный и немолодой, должен был знать, к чему может привести отказ от госпитализации.

Мы с Орлом помогли ему снять шинель, портупею, гимнастерку, на которой тяжело повис еще ни разу не виденный мною орден Александра Невского. Я с трудом оторвал от него взгляд. Вот бы мне такой! Валюшка бы так и ахнула…

— Ну что там? — обеспокоенно спросил комендант.

— К сожалению, попала инфекция.

— А нельзя ли покрепче прижечь?

— Чтобы вам совсем плохо стало?

Неужели он все еще надеялся, что обойдется?

Сбоку сверкнули стекла очков: пареньку тоже захотелось взглянуть на рану. Пусть смотрит!

Пока шла перевязка, я молчал. Зато бинтов на майора не жалел. Даже рука устала крутить витки… Все! Теперь можно ему сказать.