Яков Липкович - И нет этому конца

Старший лейтенант невесело усмехнулся: самое время заниматься чужими любовными историями! Свои бы отношения с Ларисой наладить. Сколько месяцев он уже бьется, чтобы преодолеть ее нарастающее отчуждение, и никакого просвета впереди. Страшно подумать, что, возможно, придется расстаться. Сама уедет и еще Андрюшку увезет навсегда.

Может быть, поэтому ему так понятна чужая боль? И хочется невзирая ни на что помочь этому славному парню, запутавшемуся в своей первой и, похоже, настоящей любви.

А что, если…

— В котором часу отправил Бакуринский письмо? — спросил он Морева.

— Не знаю, — ответил тот. — Я сбегаю, спрошу у него!

— Сиди! — старший лейтенант снял трубку. — Дежурный! Бакуринского — ко мне!

Не прошло и минуты, как в дверь постучали.

— Входи!

Вошел Бакуринский. Бросил удивленный взгляд на Морева, встретившего приятеля растерянной улыбкой.

— Товарищ старший лейтенант, прибыл по вашему приказанию!

— В котором часу отправили письмо Морева?

Бакуринский на мгновение замялся. По-видимому, пытался понять, не навредит ли он Мореву своим откровенным ответом. Но лицо у того сейчас ничего, кроме ожидания, не выражало.

— Полдевятого, товарищ старший лейтенант!

— В полдевятого?

— Так точно! На обратном пути из отряда. Мы с товарищем прапорщиком торопились и все поглядывали на часы.

— Сейчас одиннадцать… Может быть, еще… — и старший лейтенант потянулся к телефону. — В каком почтовом отделении?

— В Стукалове, товарищ старший лейтенант!

— Идите!

И Бакуринский неторопливо, словно рассчитывая, что его еще остановят, вышел из канцелярии.

Старший лейтенант взял трубку, соединился с поселковым коммутатором.

Сердце у Морева бешено заколотилось.

— Девушка, попрошу стукаловское почтовое отделение! — В ожидании ответа старший лейтенант полистал перекидной календарь, еще раз проверил, сколько дней осталось до праздников. — Как не отвечает? Дайте еще звоночек, да подольше!.. Тогда соедините с квартирой начальника почты, да, да, в Стукалове. Вы не скажете, как ее имя-отчество? Нина Владимировна? Благодарю!.. Будьте любезны позвать к телефону Нину Владимировну. Это вы? Извините, что беспокою в столь позднее время. С вами говорит начальник Ивановской заставы старший лейтенант Ревякин. Слышали обо мне? Откуда? Меня все знают? Ну и ну! Так вот, у меня к вам небольшая просьба. Один из моих солдат сгоряча отправил своей девушке письмо, в котором незаслуженно наговорил ей много обидных вещей. Ясно, нехорошо. Но сейчас он опомнился и хочет вернуть письмо. Когда и как отправлено? Авиазаказным сегодня, в полдевятого вечера. Поздно? А почта далеко от вашей квартиры? Не очень? Нина Владимировна, я обращаюсь к вам от имени всех погранвойск Советского Союза: не смогли бы вы пройтись до почты и обратно? У вас сын пограничник? Ну, тогда вы совсем наш человек!.. Кому письмо? Быстро!

— Город Барнаул, Симуковой Евгении! — волнуясь, сказал Морев.

— Город Барнаул, Симуковой Евгении, от Морева! — повторил старший лейтенант в трубку. — Спасибо! Я позвоню вам минут через десять, хорошо? Вы сами? Договорились!

Старший лейтенант положил трубку, посмотрел на Морева, щеки которого с самого начала телефонного разговора покрылись красными пятнами.

— Ну что, заварил кашу? — спросил Ревякин.

Теперь у Морева запылали еще и уши.

— Словом, нашел работенку своему начальнику заставы. А то ему делать нечего.

Морев молчал, и только пятна продолжали путешествовать по его лицу.

— Эх, Морев, Морев!

Вскоре зазуммерил телефон. Старший лейтенант быстро взял трубку.

— Ревякин слушает!.. Есть? Не успели отправить? Большое вам спасибо, Нина Владимировна! Да, да, спрячьте его куда-нибудь подальше или лучше просто переадресуйте к нам на заставу. Разумеется, по обратному адресу. Спасибо! Спокойной вам ночи!..

Морев неторопливо прохаживался у входных ворот. Сквозь тонкие прутья решетки был виден поселок, который весь утопал в сугробах, — уже несколько часов подряд валил снег. Сопки с трех сторон подступали почти к самой заставе, и ночь от этого казалась еще темнее. Редко-редко где-нибудь в окошке мелькнет огонек. И только на столбах, раскинутых по поселку, мерно покачивались электрические лампочки. А вокруг них нескончаемо роились снежинки.

До конца смены оставалось три часа. Но это нисколько не тяготило сейчас Морева. Никогда ему так хорошо не думалось, как в эти тихие ночные часы. И на душе у него было удивительно спокойно и легко. Завтра, в крайнем случае послезавтра он заново напишет Женьке. Правда, он еще не знает что, но это уже будет другое, совсем другое письмо. Вот обрадуется она!