Александр Ливанов - Притча о встречном

И Ф. стал припоминать. Конечно, разговор был. Не глухонемые, чтобы мимикой да жестиками объясняться! Там, в кабинете, помнит он, стены на две трети в дубовых панелях. Никакой, впрочем, не дуб — линкруст… А часы как раз пробили половину двенадцатого. Так уютно, ненавязчиво, мелодичным, он бы даже сказал — по-женски сокровенным, голосом прозвенели — и сразу тихо! Запомни, мол, некая верховная минутка в твоей жизни. И Ф. ее запомнит!.. Не привык Ф. к общению с начальством, говорил, точно рассуждал вслух, точно проверял на слух те фразы, которые собирался написать на бумаге… О чем он все же говорил? Ах, да… О совести. Он даже спросил хозяина красивого и просторного (на четырехкомнатную квартиру потянет!) кабинета, часто ли он вспоминает о том, что советская власть от слова — совесть? Общая, из души в душу, весть! Чтоб каждому знать, как себя вести. Чтоб ведущий ведал, как и куда вести! А этот первый слог — «со» — это чудо! Он собирательный и сообщительный, советующий и совестящий! Луч души каждого на линзу общей совести! От самого солнца это «со»! Знаете ли — по-древнеегипетски — солнце и бог солнца: «ра»! Вот тебе и радость отсюда, вот тебе и работа, без которой радости не видать, отсюда, и сам разум, видать, отсюда… Разбрелись народы и языки, обособились — собрать бы все снова вместе! Не об этом ли еще, помимо всего прочего, — точно «сос»! — взывают солнечное «со» и совестливая «весть»! Смысл тут глубинный, сама душа тут живая!.. А поступить по совести народной — поступить по-советски! Это надо каждому, особенно председателю советской власти района, все это надо и каждый миг, и всю жизнь помнить… Вот, скажем, Ф. и пришел сюда не праздничные речи говорить — пришел, чтоб жизнью своей семьи, своей собственной дойти до совести… Внук по ночам орет, ходишь весь день как космонавт в невесомости. Окно открыл, дыши пластмассовым смрадом. У рабочих, он спросил, вытяжная вентиляция, у Ф. она втяжная… Сколько мы все читали о плохой жизни в смысле быта писателей прошлого! Хорошие писатели, а жилось им плохо. Так, может, доказательство от обратного: Ф. живет плохо, и, стало быть, и он — хороший писатель? Ведь суд здесь, слава богу, долгий, лишь в потомках он — окончательный… А жизнь — процесс уточнения — всего сущего в мире! — по совести: то есть по-советски!

Хозяин кабинета шевельнул бровями — как-то и впрямь не подумалось ему, что райсовет, что вообще советская власть — от слова «совесть»! Думал, от слова «совещание»… Странно даже, так думал. Дальше не копался. Мало ли у него забот! Надо же… Ох уж эти писатели! «Впрочем, не спросил, читал ли его? Хорошо… А я вот как раз читал! Неожиданно, подчас даже парадоксально, но интересно, от жизни все мыслит. Он не сказал, а я вот ему скажу! И тоже хорошо поступлю… Писателям — им позарез нужно знать, что их читают, что думают над их книгами…»

— С какого года на очереди? Состав семьи? Участник войны? Две семьи — но жить хотите вместе?

Каждый говорил, что должен был, они прекрасно понимали друг друга, но каждый оставался «в рамках своей специфики». Председатель был спокойно-уверенный в своем привычном деле. Широкое, простонародное лицо, вобравшее как бы вовнутрь и годы, и пережитое. Грузноватые плечи — тоже как бы вобравшие силу далекой юности. Комсомолец тридцатых? Что потаскали, понянчили на себе эти плечи — шпалы Турксиба? Смолистую обрешетку Магнитки? Мешки с первым колхозным зерном для красного обоза?.. Потом партиец сороковых-роковых, пэтээр на тех же плечах или бронеплита миномета? Историю вынесли эти плечи! Хоть бы каплю духовного зрения кой-кому за океаном, чтоб это почувствовать и понять… Человек из народа, часть — сама участь — народа!

Председатель задавал вопросы, Ф. отвечал, добавляя где психологическую подробность, где деталь из сложного житейского обихода. Взять его семью — это две семьи. Дочь-то без мужа… Лично его сия беда — или знамение времени? Инвалид ли он? Нет, конечно. Три ранения. Но ведь имеется в виду удостоверение инвалида войны… Работает он. Перед всеми удостоверениями литература непоблажна… Пожестче она, чем жизнь…

Председатель слушал, брал из слов Ф. нужное, кивал к делу вроде бы не относящемуся, был вежлив, не отводил лица, когда нажимал на кнопки, говорил что-то в свой многоклавишный телефон. Кто-то входил, выходил, Ф. и не заметил, кто и когда возложил перед хозяином кабинета папку с его фамилией. Председатель тут же принялся ее читать, как-то опасливо вставляя в папку свою большую седую голову, — можно было подумать, что смотрит новый детектив и не уверен, будет ли он интересным… И вдруг председатель чему-то обрадовался. Даже очки осветились. «Чему бы это? Что же там может быть веселого?» — подумал Ф.